цитрусовых в Сибири». Тема обширнейшая, актуальная, а времени… Так дальше шестнадцатой страницы и не продвинулся. Все некогда, некогда! Ну, что это мы все обо мне да обо мне? Я ведь так и не знаю, что у вас приключилось? Почему плакали? Как попали в наши края?

Элеонора шмыгнула носом и решительно вытерла глаза ладонью.

— Меня сюда муж забросил.

— Бросил! — как эхо повторил Бонькин.

— Посмел бы он меня бросить! — сверкнула глазами Элеонора. — Нет, именно забросил! Мерзавец! Сконструировал телепортационный ретранслятор, заманил меня в качалку и отправил из Москвы куда-то к черту на рога!

— Почему же к черту на рога? — обиделся Бонькин. — Боровиковка — чудесное место. Сосны, кедры, тайга, воздух чистый и до Муросянска рукой подать, всего двести километров.

— Да, да, конечно, — неохотно согласилась Элеонора. — Только обидно, ах, как я его любила. Так бы, кажется, и задушила паразита… в объятиях! Опекала его, пылинки с лысины стряхивала! Эх, Наждаков! Наждаков! Мужа моего так звали, — пояснила гостья, заметив недоумевающий взгляд Бонькина.

— А! — разочарованно протянул Бонькин. — Вы не расстраивайтесь. Он, может, по ошибке вас сюда? Наверное, хотел сам испытать, а вы случайно… Сегодня закажем билеты на поезд, а завтра подброшу вас на нашем грузовичке до станции и, глядишь, дня через три в Москве будете.

— Нет! Я не вернусь! Унижаться! Даже если на коленях будет меня умолять, не вернусь. Уеду куда-нибудь, на Марс улечу, там, говорят, специалисты-мелиораторы требуются, а у меня диплом. Эти, как их, марсианские каналы вспять поворачивать буду!

— Специалисты везде требуются, — уныло согласился Бонькин.

— Да, но что же мы сидим? — встрепенулась Элеонора, по-хозяйски осматривая жилье Бонъкина. — Ты, Петя, прибери бумаги на столе. Кстати, где твои домашние роботы?

— В саду трудятся.

— Нечего им в саду бездельничать! Зови их сюда, пусть помогут навести в доме порядок и приготовить обед! У тебя, наверное, и еды никакой нет?

— Отчего же? — хотел было возразить Бонькин, вспомнив о своем запасе рыбных консервов — минтай в томатном соусе — и о стопке котлет из синтетической говядины в холодильнике, но, не выдержав пристального взгляда Элеоноры, покорно кивнул и побежал в сад за роботами.

«В самом деле, — подумал он, — роботы совсем разболтались, надо бы с ними построже…»

Вскоре обед был готов, комнаты сияли, а четыре робота — весь кибернетический персонал станции, вытянувшись по стойке смирно, докладывали Элеоноре о выполненных заданиях. Бонькин только ахал, перед ним роботы никогда так не лебезили.

Впервые за пять лет лабораторию очистили от хлама и грязи, а с рабочего стола стерли пыль и убрали бумажные завалы. Все вокруг сверкало, блестело такой чистотой, что Бонькину стало неуютно, захотелось самому вымыться и надеть новые тапочки, чтобы не загрязнять своим присутствием окружающую среду.

Поздно вечером хозяин и гостья сидели на веранде, пили чай с лимонами и клубничным вареньем, смотрели на звезды и жаловались друг другу на неудачную жизнь.

— Зачем вам куда-то ехать? — говорил разомлевший Бонькин. — Оставайтесь! Я всю сознательную жизнь мечтал о встрече с такой женщиной, как вы! Я еще вполне молодой — всего тридцать пять… На руках носить буду…

Элеонора морщилась, смотрела тревожными глазами куда-то в открытое окно на черные силуэты кедров над лужайкой, на мраморный диск луны, вдыхала ароматы цитрусовых и молчала.

Прошло пять лет.

Бонькин и Элеонора были счастливы — первые три недели после встречи.

Более трех недель, как утверждают древние мудрецы Востока, человек счастлив быть не может.

В правоте древнего изречения Бонькин убедился на собственном опыте… Он похудел, полысел, утерял значительную долю своего благодушия и сделался раздражительным.

Вечерами, когда Элеонора, она работала в Вычислительном Центре Боровиковки, хлопая дверью, вбегала в комнату, Бонькин вздрагивал.

— Что с тобой, Бонькин? Опять мух ловишь? — спрашивала она с порога. — Я же просила не разбрасывать бумаги по комнатам! А отчего полы не вымыты? Роботы опять в саду весь день ползали? Бонькин, сколько раз я тебе говорила: выключай оросительные установки к моему приходу, ты же знаешь, плеск воды раздражает меня!

— Представляешь, — заявляла Элеонора через минуту, поправляя прическу перед зеркалом. — Кукушихи-на пришла сегодня в новом платье. Розовое с зеленым, длинное, впереди кружева. Ручная работа! Ей совершенно не идет. С ее фигурой — фи! Как на корове седло! Оказывается, Кукушихин привез ей два чемодана нарядов из Гипотамии… Слушай, а когда ты разделаешься со своей дурацкой монографией и будешь, как все нормальные люди, ездить в межпланетные командировки?

— Скоро! — мычал потревоженный Бонькин.

— Я бьюсь, как рыба — об лед! — вскипала Элеонора. — Создаю тебе все условия! Пылинки сдуваю! Тащу на себе дом, хозяйство, с роботами-тунеядцами ругаюсь! Никакой благодарности! Уткнулся в свои бумаги и сидит, как пень! Двух минут жене уделить не хочешь! Наждаков и тот был отзывчивее! Скажи что-нибудь! Чего молчишь? Иди сюда и помоги мне!

Бонькин медленно и неохотно вставал из-за стола, помогал супруге раздеться и уходил на кухню, где вместе с роботами гремел посудой, разогревал чай, суп, синтезировал котлеты. Потом они ужинали. Бонькин молчал, полагая, что все, о чем он хотел сказать жене, за минувшие пять лет было сказано и добавить к сказанному нечего. Элеонора же оживленно обсуждала преимущества супруга Кукушихиной. Роботы внимательно слушали.

После ужина Бонькин уходил в лабораторию, запирался на ключ и некоторое время печально рассматривал неоконченную двадцать восьмую страницу рукописи «Выращивание цитрусовых в Сибири», затем со вздохом откладывал свой многолетний труд в сторонку и доставал из стола паяльник.

Работа над моделью телепортационного ретранслятора продвигалась медленно, очень медленно. Возможно, Бонькину не хватало технических познаний, которые были у Наждакова. Утешало его одно: первые опыты с лягушками и тараканами проходили успешно…

НОВОЕ О ТУНГУССКОМ МЕТЕОРИТЕ

Интересную историю рассказал одному из наших корреспондентов местный житель Тунгусского края, коренной таежник — старый охотник, а ныне почетный пенсионер Иван Захарьин.

В молодости Иван не раз служил проводником в экспедициях к месту падения Тунгусского метеорита, работал поваром, шофером, на досуге изучал астрономию. Иван Спиридонович великолепно знает тайгу и таежные обычаи.

Ниже мы приводим дословную запись беседы с Иваном Спиридонычем. Беседа велась с глазу на глаз весенним вечером в помещении сельсовета и, по словам Ивана, не предназначалась для прессы. Впрочем, скромность старого таежника вполне понятна.

— Году этак в семидесятом, — сказал Иван Спиридоныч, — бродил я около тех самых мест, где метеорит упал. Иду, значит, по лесу и вдруг замечаю около самого озера, что, по мнению ученых, от падения метеорита произошло, двоих неизвестных странного, я бы сказал, экзотического вида. Формы на них надеты,