Опустив голову, он ловко стащил шемизетку зубами, но не до конца — мешали ее руки, которые Регина, повинуясь ему, завела за голову.

Подумав немного, Маркус одной рукой потянул шемизетку вверх, позволив Регине только на мгновение разжать руки — чтобы стащить с нее проклятые кружева. Одним рывком сдернув шемизетку, он, не глядя, швырнул ее в угол и тут же снова велел Регине ухватиться за изголовье.

— Не разжимай руки, — велел он. — Представь себе, что ты скована.

— Скована?

Пылающий взгляд Маркуса опалил ей щеки.

— Ненадолго.

Дрожь желания свела ее тело.

— Хорошо.

Вслед за шемизеткой в угол .отправились ее чулки, а потом и юбка. Теперь она лежала перед ним полностью обнаженная. Маркус жадно пожирал ее взглядом, и Регина слегка поежилась — таким восхитительно греховным казалось то, чем они занимались.

Потом Маркус, ни на мгновение не отрывая от нее глаз, вдруг соскользнул с кровати и уселся в стоявшее рядом кресло.

Хотя в комнате было жарко, от этого взгляда сладостный холодок пополз у нее по спине. Регина не могла оторвать глаз от изуродованного шрамом лица Маркуса.

Сейчас, когда отсветы огня в камине играли на нем, он и в самом деле смахивал на сказочного дракона рядом с пленницей, едва сдерживающего нетерпение, прежде чем насладиться плотью своей беспомощной жертвы.

Регина с трудом сглотнула вставший в горле комок. Но по-прежнему цепко держалась за резное изголовье.

Маркус стащил с ноги один башмак.

— Думаю, мне бы это понравилось, — низким, полным желания голосом протянул он.

Теперь она уже едва умеряла желание.

— Это только доказывает, насколько ты испорченный. Второй башмак тяжело шлепнулся на пол.

— Тогда это твоя заслуга, дорогая, — ведь при одном только взгляде на тебя моя порочность возрастает во сто крат. Немногие женщины на это способны. — Маркус подошел к постели. В глазах его полыхал сладострастный огонь. — И уж совсем немногие обладают талантом получать от этого удовольствие.

Немного смущенная тем, что он счел ее такой же испорченной, как и он сам, Регина отвела глаза и огляделась. И зря — потому что взгляд ее тотчас же уперся в картину, висевшую как раз напротив кровати и не имевшую ни малейшей связи с китайским стилем, в котором была выдержана спальня. На картине была изображена стайка полуголых нимф. Нет, это сирены, присмотревшись, поправила себя Регина, заманивающие на скалы шхуну с рыбаками.

— Чья это спальня? — спросила она у Маркуса.

— Моя.

— И твой отец позволил тебе повесить в спальне вот это?!

— Нет, — хмыкнул Маркус. — Я повесил ее, когда его уже не было в живых. — В глазах его мелькнуло озорство. — С некоторых пор мне страшно нравятся сирены.

— Вроде тех, что можно найти в шикарном борделе? — резко спросила Регина.

— Вроде тебя, — мягко уточнил Маркус. — Всего моего состояния не хватило бы оплатить такую красавицу, как ты, потому что ты поистине бесценна.

Жаркий взгляд мужа растопил захлестнувшее ее возмущение, оставив в душе какое-то смутное беспокойство. И еще жар. И совсем уж непонятно откуда взявшийся голод.

А Маркус в это время начал раздеваться. Он делал это не спеша, и взгляд его ни на мгновение не отрывался от тела новобрачной. Сначала он стащил с себя сюртук. Потом расстегнул жилет, нарочито медленно перебирая пуговицы и с тайной усмешкой наблюдая, как тяжело вдруг задышала Регина. Внезапно она заметила, как под тонкой тканью его панталон в самом низу живота появилась какая-то выпуклость. Она росла прямо на глазах, но Маркус не спешил.

Где-то в самой глубине ее тела что-то дрогнуло… потом сжалось… и Регина почувствовала тянущую, но сладкую боль. Ей казалось, она умрет, если он немедленно не коснется ее.

А Маркус между тем развязал и стащил с себя галстук, а потом, нагнувшись над Региной, дразнящим движением провел скользким куском шелка между грудей Регины, после — вдоль ее живота и затем пощекотал сокровенное местечко у нее между ног. Регина задохнулась — треклятый шелк удесятерил томившее ее желание, не дав при этом ни малейшего удовлетворения.

Она извивалась на постели, но Маркус, пощекотав еще раз ее грудь, швырнул галстук на пол.

— Теперь я догадываюсь, почему вас прозвали Драконом, — простонала Регина. — Потому что иногда вы ведете себя просто… чудовищно!

Маркус с ленивой усмешкой принялся расстегивать рубашку.

— Да, но ведь вам все это чудовищно нравится, разве нет? Наверное, потому что удовлетворяет вашу страсть к приключениям!

— Нет, у меня… — Регина, ахнув, замолчала. Потому что в этот момент Маркус стащил с себя рубашку. Его широченная грудь заставила бы рыдать от зависти любого борца, а прикрывавшая ее броня литых мускулов не оставила бы равнодушным ни одного скульптора. — Святители небесные! — изумленно простонала она.

Усмешка Маркуса стала шире.

— Похоже, моя внешность заслужила твое одобрение?

— Ты выглядишь как… как настоящее чудовище! Быстро стащив с себя бриджи, Маркус вытянулся возле Регины, оставшись в одном нижнем белье, почти ничего не скрывавшем от ее любопытного взгляда.

— Да? Ты считаешь? Что ж, раз так, значит, я и вести себя могу соответственно, — довольно хмыкнул он, прикусив ее сосок и слегка перекатывая его во рту. Из груди Регины вырвался полустон-полувздох. — Тебе приятно? — хрипло спросил он, сладострастно посасывая его.

— О-о-о… да… — выдохнула она, вцепившись пальцами в резную спинку кровати с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Сама мысль о том, что он может делать с ней что угодно, доводила ее до экстаза.

— Хочешь еще? — Накрыв ладонью ее грудь, Маркус проложил цепочку поцелуев от ее шеи к животу.

— Да! Да! — прошептала Регина. — Еще, Маркус! Прошу тебя!

Регина повернула голову, и ей вдруг показалось, что зловредные сирены на картине смеются над ней. Уж они бы точно не стали умолять о большем, мелькнуло у нее в голове. Но почему-то ей не было стыдно — странно, но с Маркусом она становилась невероятно испорченной и нисколько не стеснялась этого.

Регина зажмурилась, чтобы не видеть их. Но в этот момент Маркус убрал руку с ее груди, заставив ее выгнуться дугой.

— Маркус… умоляю…

И вдруг его губы прижались к ее телу в том месте, где она совершенно этого не ожидала. Что он делает?! О Господи…

Ее глаза широко раскрылись. Каким-то образом примостившись между раскинутых ног Регины, Маркус осторожно раздвинул нежные складки и опустил голову, словно намереваясь поцеловать…

— Маркус! — совершенно ошеломленная подобным бесстыдством, запротестовала Регина. Она попыталась вырваться, но он держал ее крепко.