Ранее Оливер избегал смотреть на Харвестера, но теперь все же не удержался. Ему показалось, что он увидел на лице своего оппонента нечто, похожее на печальную усмешку. Или это были жалость к противнику и сознание собственной неуязвимости?

– А какова была реакция за столом, лорд Уэллборо? – спросил Эшли свидетеля, когда шум утих.

– Ужас, разумеется, – ответил тот. – Кое-кто, однако, счел это неудачной шуткой и даже рассмеялся. А в целом все были настолько ошарашены, что просто не знали, как к этому отнестись.

– Разве графиня фон Рюстов не попыталась объяснить свое высказывание? – Харвестер вопросительно поднял брови. – Не пробовала ли она как-то смягчить впечатление, объяснив причину, почему сказала такую ужасную вещь?

– Нет, не пробовала.

– Даже хозяйке дома, леди Истон?

– Нет. Бедняжка леди Истон была просто убита. Она не знала, что сказать и как выйти из неловкого положения. Все чувствовали себя ужасно неловко.

– Представляю, – понимающе согласился адвокат Гизелы. – Вы абсолютно уверены, что графиня не собиралась извиниться?

– Более того, – сердито возразил лорд; его руки крепко сжали край свидетельской трибуны, и он подался вперед. – Она снова повторила их!

– И вы это слышали, лорд Уэллборо?

– Конечно, слышал! – совсем рассердился свидетель. – Я не стал бы повторять в суде то, в чем сам не уверен!

Харвестер остался невозмутим.

– Вы слышали, как она повторила это еще раз на ужине, или же это было при других обстоятельствах?

– И то и другое, – выпрямился Уэллборо. – В тот же вечер, когда сэр Джеральд Брезертон стал возражать ей, заявив, что она не могла сказать это серьезно и что все это неправда, графиня фон Рюстов еще раз подтвердила свои слова…

– И как же отнеслись к этому присутствующие? – прервал его Эшли. – Возможно, кто-то стал спорить с нею, или все посчитали это за дурную шутку, неумение вести себя, возможный нервный срыв или же следствие выпитого вина?

– Кое-кто попытался объяснить это таким образом, – согласился лорд, – но неделю спустя, в театре, она вновь повторила свои слова. Давали драму… не помню ее названия. И графиня в разговоре снова повторила, что Гизела убила принца Фридриха. Это была ужасная сцена. Многие сделали вид, что не слышали ее высказываний, или постарались превратить все в шутку, хотя неудачную. Однако было совершенно ясно, что она сказала то, что хотела, и знала, что делает.

– У вас не создалось впечатления, лорд Уэллборо, что кто-то мог поверить в это? – тихо и мягко спросил адвокат, хотя его слова звучали четко и со значением. Он повернулся и посмотрел на присяжных. – Пожалуйста, – снова обратился он к свидетелю, – подумайте, прежде чем ответить.

– Да, я подумаю, сэр. – Уэллборо отвел взгляд. – Я слышал, как несколько человек сочли это самой злостной выдумкой, которую когда-либо слышали, – они не сомневались, что здесь нет и грана правды.

– Правильно! Правильно! – донеслось с галерки. Послышались аплодисменты.

Судья сердито посмотрел на верхние ряды зрителей, но не вмешался.

Рэтбоун сцепил зубы. Сейчас он мечтал только о сильном и проницательном судье. Неужели он настолько глуп, что еще на что-то надеется? Слова лорда-канцлера звучали в его ушах. К чему он призывал Оливера? К разумной осторожности или к полной сдаче позиций?

Сидевшая рядом Зора поражала его своим полным равнодушием. Возможно, она до сих пор не осознает своего положения…

– Ни один человек, знавший принцессу Гизелу, разумеется, не способен поверить этому, – продолжал отвечать на вопросы лорд Уэллборо. – И очень немногие, если такие нашлись, способны. Однако люди повторяют эту ложь, а ничего не знавшие расспрашивают о ней. Находятся слуги, которые распространяют сплетни, причиняя этим массу неприятностей.

– Кому? – так же тихо спросил Харвестер.

– Многим, и особенно принцессе Гизеле, – медленно сказал свидетель.

– Вы лично встречали кого-либо, в чьих глазах репутация принцессы пострадала? – продолжал дотошно расспрашивать его Эшли.

Лорд переступил с ноги на ногу.

– Да, встречал. Я несколько раз слышал оскорбительные замечания в ее адрес, а когда принцесса пожелала вернуться на короткое время в Англию, ей не удалось набрать штат прислуги для своего небольшого дома.

– Как неприятно, – посочувствовал Харвестер. – Вы уверены, что причиной этого является обвинение, выдвинутое графиней фон Рюстов?

– Я уверен в этом, – холодно ответил Уэллборо. – Мой дворецкий попытался найти прислугу, чтобы принцесса спокойно провела в Англии несколько летних месяцев, когда в Венеции особенно жарко. Она собиралась вести уединенный образ жизни, не выезжая в свет, что вполне законно в ее положении вдовствующей принцессы. Но этот ужасный скандал помешал ее планам. Нам так и не удалось нанять для нее слуг. Слухи быстро разносятся благодаря невежеству людей.

Галерка снова выразила принцессе свою симпатию.

– Это крайне неприятно, – повторил Харвестер, качая головой. – Итак, принцесса не смогла приехать в Англию?

– Нет, она приехала, но была вынуждена остановиться у друзей, где ей не могли обеспечить ни покоя, ни уединения, которых она искала, будучи в трауре.

– Благодарю вас, лорд Уэллборо. Если вы не возражаете, вам задаст вопросы мой друг, адвокат защиты.

Рэтбоун поднялся. Ему показалось, что воздух в зале заряжен электричеством и он слышит треск разрядов. Сэр Оливер лихорадочно копался в своих мыслях, пытаясь найти те вопросы, которые должен был задать свидетелю, но все, что приходило ему на ум, могло сделать его положение еще хуже.

Судья вопросительно смотрел на него.

– У меня нет вопросов, ваша честь, – сказал наконец адвокат Зоры, чувствуя, как у него пересохло в горле, и снова сел.

Лорд Уэллборо покинул свидетельское место и четким шагом вышел из зала.

Харвестер вызвал его супругу. Она заняла место свидетеля, явно нервничая. На ней было что-то коричневое и черное, потому что бедная женщина так и не смогла решить, следует ли ей свидетельствовать в полном трауре или лучше не стоит. Говорить будут о смерти – но в то же время опровергать версию убийства…

– Леди Уэллборо, – таким же мягким и вежливым тоном начал допрос Харвестер. – У меня к вам совсем немного вопросов, и все они касаются того, что сказала графиня фон Рюстов, и того, какое впечатление это произвело.

– Я понимаю, – ответила леди Эмма слабым голосом. Она стояла, сложив перед собою руки. Ее глаза сначала нашли Гизелу, а затем Зору; в сторону присяжных женщина даже не взглянула.

– Очень хорошо. Могу я попросить вас вспомнить тот вечер, когда вы и лорд Уэллборо ужинали у леди Истон в ее доме в Лондоне? Вы помните это событие?

– Да, разумеется.