– Из-за чего они ссорились? – не испытывая угрызений совести, прямо задал вопрос Уильям. – Ссора была связана с возвращением?

– Куда? – не поняла его служанка.

– На родину, – пояснил детектив.

– Ничего подобного! – отмахнулась горничная и рассмеялась. – Они ссорились из-за пустяков. Просто вспыльчивые характеры. Они то и делали, что ссорились, по разным причинам и вообще без них. Мне их ссоры надоели, но я не знаю, что такое любовь. Она, должно быть, не про меня.

– Разве принцесса флиртовала с другими, оказывала кому-то внимание?

– Она? Флиртовала вовсю, но не так, чтобы всерьез. Тут была большая разница. Все знали, что она шутит. Даже принцу это было известно. – Служанка снисходительно смотрела на Монка. – Если вы думаете, что она его убила, потому что полюбила другого, то вы просто плохо ее знаете. Ничего похожего с нею не было. У других было, да еще как! Если б я рассказала вам, что тут творилось, когда приезжал принц Уэльский!.. Могла бы рассказать пару случаев, но это стоило бы мне моего места.

– Предпочитаю не знать, – с брезгливостью ответил сыщик, и его ответ был искренним. Мысленно он представил себе, как Рэтбоун сообщает суду пикантные подробности о не слишком примерном поведении наследника королевы Англии и как это смакуется и осуждается при дворе. Мороз пробежал у него по коже, и Уильяму стало не по себе.

Он опросил остальных слуг, и еще с десяток добросовестных и напуганных людей подтвердили уже известные ему факты. После несчастного случая Гизела не покидала комнату принца, разве только отлучалась, чтобы принять ванну или отдохнуть пару часов в соседней комнате. К этой паре была приставлена горничная, которую в любой момент можно было позвать. Гизела с особой тщательностью следила за едой принца, но никогда не спускалась в кухню.

В доме, где все могли свободно передвигаться, у каждого был шанс встретить в коридоре или на лестнице служанку с подносом, отвлечь ее внимание и что-нибудь подсыпать в пищу. Принцу Фридриху подавали обычно говяжий бульон, хлеб, молоко и немного омлета. Гизела питалась как и все – если хотела. Дворецкий однажды видел на лестничной площадке Бригитту, которая несла поднос с едой в комнату принца. А в другой раз кто-то оставил поднос с едой на несколько минут на столике в коридоре. Это случилось, когда в поместье гостил Клаус.

Все эти факты усугубляли дилемму Рэтбоуна и положение Зоры. Гизелу нельзя было заподозрить ни с какой стороны, и что бы Монк ни слышал о ней, это не меняло его убеждения, что у принцессы не было никаких мотивов для убийства мужа.

Также, кроме просто подозрений, не было никаких доказательств, указывающих на кого-то другого. Тем не менее подозрение, что это могли сделать Бригитта или Клаус, не покидало сыщика. Ранее это огорчило бы его из-за Эвелины, но теперь ему было все равно.

Покидая Уэллборо-холл и возвращаясь в Лондон, Уильям думал только об Оливере и о том, как он скажет Эстер, что снова не нашел нужного ответа.

В конце октября, за день до начала слушаний, к сэру Оливеру в клубе подсел лорд-канцлер.

– Добрый день, Рэтбоун. – Он опустился в кресло рядом с ним и скрестил вытянутые ноги. К нему тут же подошел официант. – Коньяк, – заказал высокопоставленный посетитель. – Вы получили «Наполеон», я знаю. Принесите мне и сэру Оливеру тоже.

– Благодарю вас, – ответил удивленный адвокат, и его почему-то охватили недобрые предчувствия.

Лорд-канцлер внимательно посмотрел на него.

– Неприятное дело, – произнес он, чуть улыбнувшись, но глаза его были серьезными, а взгляд их – холодным и строгим. – Надеюсь, вы будете вести это дело со всей необходимой осторожностью. Такой тип женщин непредсказуем. Действовать надо обдуманно и осторожно. Я полагаю, отозвать дело уже невозможно?

– Да, сэр, невозможно, – произнес Рэтбоун. – Я использовал все аргументы.

– Очень жаль. – Лорд-канцлер нахмурился. Официант принес коньяк, и лорд поблагодарил его. – Очень жаль, – повторил он, пригубив напиток из круглого бокала, который обхватил ладонью, чтобы согреть его и насладиться ароматом. – И все же, вы всё держите под контролем?

– Да, конечно, – вынужден был солгать юрист. Какой смысл уже сейчас признаваться в неизбежном поражении?

– Это важно. – Его собеседник, казалось, был не вполне доволен. – Полагаю, у вас есть средства помешать ей делать на суде безответственные заявления? Вы должны убедить ее, что она ничего не выиграет, а потеряет очень многое. – И он внимательно посмотрел на Рэтбоуна.

Тот понял, что не сможет уйти от ответа и что ответ должен быть конкретным.

– Ее очень заботит будущее ее страны, – уверенно сказал адвокат. – Она не сделает ничего, что повредило бы борьбе за независимость.

– Меня это мало утешает, сэр Оливер, – мрачно отозвался лорд.

Рэтбоун растерялся. Его давно беспокоила мысль, как не позволить Зоре, прямо или косвенно, втянуть герцогиню Ульрику в этот скандал. И если б лорд-канцлер не опасался этого, он не предупреждал бы его столь настойчиво о такой опасности.

– Но именно графиня может все потерять, если будет действовать поспешно и неразумно, – ответил сэр Оливер. – Я постараюсь убедить ее в том, что любые инсинуации и обвинения принесут вред благополучию ее родины.

– Вы думаете, вам это удастся? – с сомнением спросил лорд.

Юрист попробовал улыбнуться. Лорд-канцлер тоже мрачно улыбнулся и допил свой коньяк.

* * *

Эти полные сомнения слова лорда-канцлера не раз вспоминались Рэтбоуну, когда начались судебные слушания.

Дело о клевете грозило стать самым скандальным процессом века, и задолго до того, как судья открыл заседание, зал суда был набит до отказа. Судебным приставам с большим трудом удавалось сохранять проходы между скамьями свободными в целях безопасности.

Прежде чем войти в зал суда, Оливер еще раз попробовал урезонить Зору и заставить ее отозвать иск.

– Еще не поздно это сделать, – горячо уговаривал он ее. – Вы можете сослаться на то, что были охвачены горем и не думали, что говорили.

– Я не была охвачена горем, – словно насмехаясь над собой, заявила его клиентка. – Я сказала это после того, как хорошенько подумала, и вполне понимала, что говорю. – На ней был костюм рыжевато-коричневого цвета – великолепно сшитый жакет облегал ее узкие плечи, а широкая юбка красиво ниспадала мягкими складками. Вид и одежда графини мало подходили к обстановке судебного зала, и она не выглядела ни виноватой, ни сломленной горем.

– Я выхожу на поле битвы без оружия и лат! – Рэтбоун услышал, как от отчаяния повышает голос. – У меня по-прежнему ничего нет.

– У вас есть знания и опыт, – улыбнулась фон Рюстов.

В ее зеленых глазах была уверенность, но адвокат не знал, испытывает ли она ее на самом деле или притворяется. Как всегда, графиня почти не слушала своего защитника, а если и слушала, то лишь для того, чтобы тут же обезоружить его подобным ответом. У Рэтбоуна никогда еще не было такого безответственного клиента, столь сильно испытывающего его терпение.