Придворная культура в Константинополе тоже отличалась сложностью и насыщенностью. Вся византийская элита была грамотной – на посткаролингском Западе такого уровня не удавалось достичь столетиями; кадровые военные писали трактаты (в «Стратегике» Никифора II Фоки по крайней мере записки, послужившие основой, точно были написаны им самим; Кекавмен в 1070-х годах составил руководство по управлению государством); сельский землевладелец мог владеть обширной библиотекой – как, например, Евстафий Воила, в 1059 году завещавший наследникам 80 книг, среди которых были и классические сочинения христианских церковных писателей, и светские романы[323]. В столице самые высокопоставленные чиновники хорошо знали богословие и литературу начиная с Гомера, многие занимались литературным творчеством сами – равно как и императоры, причем не только Лев VI: перу его сына Константина VII (913–920, 945–959) принадлежит анализ государственного устройства соседних стран и по крайней мере часть сборника «О церемониях» – пространного руководства по столичному церемониальному протоколу, в котором он открыто связывает церемонии с «порядком и величием» державы[324]. Для императоров сочиняли изысканную поэзию и прозу, часто на высоком, к тому времени уже архаичном, греческом; литературный мир оживляла (и документировала для нас, потомков) обширная формализованная эпистолография. Мир этот считал себя приверженцем традиции – литературное достоинство заключалось в том, чтобы копировать классические образцы, однако на самом деле и в жанрах, и в содержании хватало новаций: Константинополю после 850 года, как Ахену после 800-го и Парижу после 1100-го, хватало ресурсов, чтобы воспитать достаточно интеллектуалов, способных дать начало новому мышлению. Немало богословских трудов было создано профессиональными чиновниками начиная с возведенного на патриарший престол Фотия (ум. ок. 893); юридическое знание тоже оказалось на достаточно высоком уровне, чтобы на рубеже IX–X веков перевести весь Юстинианов кодекс на греческий и переработать его в «Базилики», создав более удобный для применения на территории империи свод законов[325]. Несколько позже Михаил Пселл (ум. ок. 1078), служивший при семи императорах и пребывавший при некоторых в должности главы синклита (а также сумевший уцелеть в обстановке вражды между сменяющимися на престоле), автор одного из самых значимых и обстоятельных исторических трудов XI века – «Хронографии», а также писем и риторических, научных и философских трактатов, считал себя, по сути, новым Платоном и располагал значительным собранием неоплатоновских сочинений наряду со стандартной подборкой классической и христианской литературы[326].

Культурное влияние Византии распространялось и на другие страны. Великая Болгария, возникшая в конце VII века на территории империи, пережив в середине IX века более успешные, чем прежде, нападения со стороны Константинополя, осознала, что уцелеть ей удастся, лишь переняв византийский стиль правления, и в 865 году приняла христианство. Точно так же столетием позже поступили и поляки. К 913 году Византия признала обучавшегося в Константинополе Симеона I (893–927) императором болгар – по-славянски царем (славянская составляющая в болгарской культуре с этого времени преобладала), и болгарская форма правления по духу стала в значительной степени византийской. Прием сработал – в том смысле, что завоевание Болгарии Византией шло как затяжной процесс[327]. Из Болгарии христианство византийского образца можно было распространять и на другие славянские государства, и в конце IX века на основе недавно созданного славянского алфавита – кириллицы, – за которым оказалось большое будущее, было разработано славянское богослужение. Затем примеру Болгарии последовали Киевские князья Рюриковичи, имевшие скандинавское происхождение, но правившие славяноязычным народом. К этому времени страна их называлась Русью – изначально это слово относилось к скандинавам, но теперь прочно ассоциировалось со славянами под властью Киева, на коренных землях, впоследствии получивших название Россия. Правящая княгиня Ольга (ок. 945–965) крестилась в Константинополе около 955 года, а ее внук Владимир (972–1015), заключивший союз с Василием II, около 988 года официально крестил всю Русь[328].

Для Руси, в отличие от Болгарии, Византия угрозы не представляла. Киев располагался за лесами, отделявшими его от степного коридора, где хозяйничали тюркоязычные кочевники – от таких же кочевых племен произошли болгары. Сейчас степь находилась под властью Хазарского каганата – единственного государства в средневековой истории, принявшего в качестве религии иудаизм. Правителей Руси тоже довольно часто именовали на тюркский манер каганами, тем более что система сбора дани у них развивалась по тюркскому образцу. Для Руси, как и для датчан в тот же период, византийское христианство было всего лишь полезным дополнением, подарившим ей церковную организацию во главе с митрополитом, привлекшим мастеров на строительство крупнейшей из византийских церквей XI века – сохранившейся по сей день Святой Софии Киевской, а также привившим письменную культуру, которая имела важное значение при формировании правительства. Кроме того, как и в Болгарии, христианство несло с собой славянизацию. Киев и без того был полностью славянским, князь Владимир и его отец Святослав носили славянские имена, однако важно отметить, что другой крупный политический центр, Новгород, основанный скандинавами на севере, на балтийскоязычной территории, тоже почти полностью перешел на славянскую письменность и кириллицу ко времени появления первых обнаруженных и до сих пор обнаруживаемых в болотистой почве берестяных грамот, самые ранние из которых датируются 1030-ми годами[329].

Огромная территория Руси, не уступавшая размерами Германии, была почти полностью покрыта лесами. Несмотря на налаженное речное сообщение, технологии X века – да и многих последующих – не позволяли контролировать ее в достаточной степени. Охотничьи, а затем все больше крестьянские поселения в лесной глуши попросту сдавали князьям и их дружине оброк через сеть торговых городов. Поскольку сыновей у правящих русских князей было много, города распределялись между ними. Сам Владимир поначалу правил в Новгороде и объединил Русь только в 978 году. Его сын Ярослав (1015–1054) последовал его примеру, захватив киевский престол и став в 1036 году единовластным правителем Руси. Однако в дальнейшем ни одному из его сыновей или потомков до XV века объединить раздробленную Киевскую Русь не удавалось. Киев сохранял главенство, но к 1100 году за его престол боролись около десятка князей, состоявших в родстве между собой, каждый с собственной дружиной. Наиболее значимыми были три области – собственно Киевское княжество, Новгородское и усиливающееся окраинное Владимиро-Суздальское на северо-востоке, где после расчистки лесов обнаруживались плодородные земли. К концу XII века господствующее положение принадлежало именно ему. Однако в разгар междоусобной борьбы между Рюриковичами в 1237–1240 годах на Русь хлынули монголы, разорявшие города и ставившие князей в зависимое положение данников. Монгольское нашествие оказалось сокрушительным ударом: население массово истреблялось и жестоко эксплуатировалось. Даже недолгий набег монголов на Венгрию, как мы видели, нанес королевству серьезный ущерб. И теперь степной коридор, по которому кочевые орды накатывали на раннесредневековые европейские государства, нес угрозу в первую очередь русским княжествам.