Его стали побаиваться, и осознание этого факта не вызвало ничего, кроме довольной ухмылки. Боятся? Прекрасно, пусть боятся и дальше. Артем ис Делайн никогда ведь не был нежной овечкой.

Потом как-то к нему подошла Лилиан и с приторной улыбкой спросила, как у него дела. Оллин сухо ответил, что дела идут неплохо и что он вполне справляется с должностными обязанностями правителя планеты. Лилиан потупилась, а затем спросила жалко:

— Может, сходим куда-нибудь?

И тут Оллина словно перетряхнуло всего. Он взглянул в кошачьи глаза Лилиан, надеясь увидеть в них хотя бы крупицу раскаяния. Не увидел. Наклонился к ее лицу, втянул приторный запах духов и прошипел:

— Никогда — слышишь? — никогда больше не подходи ко мне. Если не уймешься, я тебя задушу, выпотрошу, а кишки развешу по дворцу.

И он не шутил в тот миг. Потому что вся горечь вынужденного одиночества из-за того, что гадина Лилиан отправила сообщение Айрис, накрыла его с головой. Он даже не подумал о том, что Айрис могла и сама, без всяких сообщений, улететь на Эрфест и быть там богиней. Он ненавидел Лилиан так, как можно было ненавидеть человека, из-за которого потерял все.

Лилиан побледнела и попятилась. Но поняла. И больше не подходила. На тех приемах, где они бывали вместе, наблюдала за ним издали. Оллин постоянно чувствовал на себе ее тяжелый взгляд, но не оборачивался. Ему было наплевать на Лилиан — равно как и на всех прочих.

Зато он впервые побывал на землях резерваций, где раньше держали модификантов. Побродил среди вырытых в глиняных обрывах нор, не обращая внимания на то, что пачкает великолепные дорогие дизайнерские брюки. Свита его уныло шла следом, недоумевая, зачем его величество здесь. А его величество в который раз пытался убедить себя, что все сделал правильно, соглашаясь на предложение дяди.

У входа в одну из нор Оллин нашел тряпичную куклу, грязную, разорванную. Нитки разошлись на боку, и оттуда торчали разноцветные лоскуты, перемазанные засохшей глиной. Глаза, нарисованные углем, почти стерлись. И Оллин вдруг подумал, что сам теперь как эта кукла — выпотрошен, почти ослеп. Выпотрошен нежными ручками Айрис, которую он так и не мог забыть, выдернуть из своего сердца и растоптать. Он сунул куклу во внутренний карман пиджака, хмыкнул, ловя на себе недоумевающие взгляды министров, и сказал:

— Все это безобразие разровнять, чтобы ничего такого я больше не видел. И разбить парк. Чтобы деревья скрыли позор Рамелии. Да, везде на месте резерваций я желаю видеть парки. Города… не стоит здесь возводить.

Еще у него состоялся разговор с Дармалем. Он сам взял аэромобиль и полетел во дворец высшего. Это случилось на пятый день после отбытия Айрис. Оллин не ожидал, что прозрачные двери сами раскроются перед ним, приглашая в стеклянное и как будто ледяное великолепие. Внутри было пусто, все указывало на то, что местный бог жил совершенно один.

Дармаль встретил его у подножия стеклянной же лестницы, спиралью уводящей на следующий уровень дворца. В белых свободных одеждах, с сияющими синими глазами, он и правда был как бог — да и являлся богом для тех, кто обитал на нижних уровнях городов и не понимал, как наногенератор может создать из воздуха глыбу льда.

— Вы знаете, зачем я пришел, — только и сказал Оллин.

Высший пожал плечами и доброжелательно улыбнулся, а в глазах плавился свет сверхновой.

— Я не увозил ее силой, — ответил Дармаль. — Это целиком и полностью ее решение.

И жестом предложил присесть в кресло, кипенно-белое, похожее на облако.

— И… что с ней теперь будет? — Голос прозвучал совсем хрипло.

Дармаль уселся в кресло напротив, сложил пальцы домиком.

— Ничего плохого, Оллин. Наногенератор прижился в ее организме на клеточном уровне. Теперь осталось загрузить в него набор нужных программ и отладить нейроинтерфейс. После этого Айрис сможет исцелять безнадежно больных, превращать воду в огонь и обратно, испепелять неугодных или же обращать их в ледяные статуи… Или не ледяные. Можно кварцевые. Или даже алмазные. Изменить структуру углеродных соединений на решетку алмаза несложно ведь. Летать, правда, Айрис не сможет, но ей и не нужно. Боги должны ходить по земной тверди, тогда им поклонится вся планета.

— И долго Поддержка искала бога на Эрфесте?

Дармаль тонко улыбнулся.

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Самое главное, что заповедник и его сотрудники свои обязанности выполнили, теперь все можно сворачивать и переводить на следующую планету, которая понадобится Федерации. Что до Эрфеста — там теперь будет Айрис, избранная, и там будут ее слуги. И конечно же первые последователи богини, которая откроет для людей звезды. Так что не беспокойся, с Айрис все хорошо.

Да, у Айрис все будет хорошо.

А ему хоть в петлю.

— А ребенок? Она хотела забрать ребенка, — подумав, спросил Оллин.

— Она получила своего малыша обратно, — заверил Дармаль, сверкнув синими радужками. — Мы никогда никого не обманываем. Нам просто нет смысла обманывать. Вы где-нибудь видели богов-обманщиков?

Оллин стиснул челюсти и промолчал. Да что тут было говорить? У Айрис все хорошо, и этого более чем достаточно.

— Я могу поговорить с ней? — неожиданно для себя самого спросил он.

Дармаль повел плечами, и его приятное лицо закаменело.

— Не думаю, что это целесообразно. Не нужно давать госпоже Ленне повод переосмысливать принятое решение.

Оллин вернулся к себе, заперся в спальне и снова напился. Посадил перед собой ту самую выпотрошенную куклу и заливал себе в глотку обжигающую субстанцию. Даже не разбирал, что именно пьет. Ему снова хотелось утопить боль, которая стала его постоянной спутницей. А потом, когда комната начала плыть, взял карандаш, подрисовал кукле глаза, усадил ее на подушку.

— Мне нужно увидеть Айрис, — сказал он.

Кукла согласно кивнула.

— Мне нужно спросить, неужели быть живой богиней настолько лучше, чем просто быть со мной. Я бы любил ее, любил всю жизнь. Я бы носил ее на руках. Я бы сделал все, чтобы она была счастливой…

Он улегся на бок, все еще глядя на грязное, нарисованное лицо несчастной куклы. Да, вот оно, его истинное отражение. Изорванное, распотрошенное и такое одинокое.

— Я доведу здесь дела до конца, а потом полечу к ней. И все же спрошу, глядя в глаза. Она ведь не сможет солгать, если вот так, прямо глаза в глаза, а?

…На следующий день Лайон Делайн огорошил его предложением жениться на Лилиан.

Оллин рассмеялся дяде в лицо и честно сказал, что скорее сдохнет, чем возьмет к себе в постель Лилиан. Нет, не потому что она спала с Артемисом. Просто… пахнет она не так, как надо. Айрис пахла цветами и счастьем, а Лилиан — тленом и, по большому счету, помойкой.

Впрочем, последнее Оллин все же не произнес вслух. Не потому, что не хотел обижать дядюшку, а потому, что, оскорбившись, Лайон мог сделать какую-нибудь гадость.