* * *

Недовольных его решениями было предостаточно, и их число только увеличилось, когда Оллин собственноручно подписал еще один указ, теперь уже гарантирующий смертную казнь тому, кто злонамеренно убил модификанта и чья вина доказана. Он не сомневался, нет. Внимательно перечитал подготовленный текст, сделал несколько пометок относительно подлежащих рассмотрению прецедентов, а потом, когда миловидная секретарша все исправила и принесла заново, подписал. На следующий день на виселицу отправились горячие парни, которые уже после первого приказа, гарантирующего жизнь и свободу модификантам, нашли себе интересное занятие: отслеживали модификантов в лесах на поверхности планеты, отстреливали, а кисти рук отрубали и сохраняли у себя как трофеи. Оллин сам их видел, десятка два точно — мужские, женские и… детские. И сам летал в полицейское управление того города, где все началось, без дядюшки и не сказав никому ни слова о том, куда отправляется. На следующий день он подписал указ, еще через день шустрых молодцев поймали и повесили в назидание остальным.

Народу это не понравилось.

Все привыкли жить при Григоре Делайне и недоумевали, что такого случилось, что сын его перевернул всю внутреннюю политику Рамелии с ног на голову.

Народ снова вышел на демонстрации.

Но Оллин, чувствуя себя не человеком, а гладеньким, твердым и цельным, без единой трещинки камнем, потребовал демонстрантов разогнать, недовольных пересажать и усилить меры наказания за нарушение порядка. Он прекрасно понимал, что если даст слабину сейчас, то потом все эти недовольные и любящие порассуждать о том, как было хорошо раньше, попросту усядутся ему на шею.

Увы, он уже не был тем Оллином, который цеплялся за мягкие силиконовые щупальца своего ассистента. И даже не был тем Оллином, который в подвале свернул шею тому, кто похитил Айрис. Прекрасная женщина с белыми волосами и нежным лицом переломала его, перетерла в крошево костей и мяса и вывернула наизнанку. Порой он рылся в памяти Артемиса Делайна и даже начинал того понимать. Подумывал, не завести ли любовницу и не опробовать ли что-нибудь из арсенала красно-черной комнатки. Не потому, что сильно хочется, а просто так, чтоб уж окончательно перестать быть собой. Стать императором, жестким и хладнокровным. Просто Оллин, каким он был раньше, оказался никому не нужен.

…В тот день они поехали обедать с Лайоном в ставший привычным ресторанчик на поверхности. Оллин все больше привыкал к тому, что к нему иначе как «ваше величество» уже и не обращались. Он как будто обрастал новой кожей, кожей Артемиса, и потому, когда молоденькая официантка капнула водой на рукав его нового пиджака, сухо посоветовал той уволиться. В глазах девушки блеснули слезы, но она прикусила губу, сдержала рвущиеся из горла рыдания и быстро ушла. Оллин проводил ее мрачным взглядом и мимоходом решил, что чем-то она похожа на Айрис. То ли светлыми волосами, аккуратно убранными под форменную шапочку, то ли свежим скуластым личиком. «И наверняка такая же лгунья», — неприязненно подумал он. Уволить к ларху, пусть идет работать в дешевую забегаловку, если не умеет по-человечески подавать блюда…

— Что? — мрачно спросил он у Лайона.

Дядя как-то особенно внимательно смотрел на него, и в глазах холодного зеленоватого оттенка мелькало… разочарование?

— Тебе надо жениться, — просто сказал Лайон, — или завести любовницу. Но лучше жениться. Ты становишься нестабилен, и это проявляется тогда, когда не удовлетворены… хм, физические потребности.

— Последние десять лет ты не особо пекся о моей стабильности.

— Неправда, я предлагал…

— Что ты предлагал? — приподнял брови. — Ты предлагал поиграть мне в куклы? Подсовывал дешевый заменитель? И сейчас то же самое делаешь?

Лайон неспешно откинулся в кресле и налил в стакан воды.

— Как бы там ни было, Артемис, ты сам от всего отказался. Но то было там, где тебя никто не видел. А теперь ты на виду. Должен признать, у тебя есть все шансы превзойти… сам знаешь кого по мерзости характера. Но это все ерунда. Тебе нужна женщина.

Оллин тоже откинулся в кресле, побарабанил пальцами по столешнице. Ему очень хотелось сгрести эту чистую льняную скатерть вместе с посудой на пол и вцепиться дядюшке в глотку зубами.

— Ну давай, удиви меня. Предложи кого-нибудь. Кто у нас первая претендентка на руку и сердце императора? Лилиан?

Лайон раздраженно дернул щекой.

— Чем она тебе так не угодила?

— Я ее не хочу. Она мне не нравится.

— Ну, хорошо, хорошо. — Лайон сделал примирительный жест руками. — Не хочешь Лилиан, не надо, хотя я рассчитывал. Но у тебя во дворце бывает достаточно молодых женщин и девушек из хороших семей Рамелии. Выбрал бы уже кого-нибудь и забыл бы…

— Я забыл, — деревянным голосом ответил Оллин, — не беспокойся. Я понимаю, что высшая Эрфеста не снизойдет до какого-то правителя.

— Хорошо хоть это ты понимаешь.

В это время все та же официантка принесла горшочки с запеченным мясом и овощами, аккуратно расставила их на столе и, коротко поклонившись, удалилась. Оллин невольно проводил ее взглядом. Определенно она была похожа на Айрис. И глаза светлые, только не серые, а нежно-голубые, словно незабудки. И брови темные. И сама худенькая, с небольшой грудью. Запястья и лодыжки тонкие.

Только вот не наслаждаться этой красотой хотелось, отнюдь. Скрутить, сломать и причинить боль. Чтобы и она почувствовала, каково ему…

Оллин заморгал, отгоняя наваждение.

При чем здесь эта девчонка, она ведь ни в чем не виновата.

«Но она похожа, очень похожа… а значит, такая же», — нашептывала тьма внутри.

И слушать эту тьму отчего-то было приятно. Больно и сладко одновременно, как будто выдирал что-то лишнее из себя с корнями, отбрасывая назад, на дорогу…

— Ты меня слушаешь? — вырвал его из омута собственного мрака дядин голос.

— Слушаю, — кивнул Оллин.

Он снял крышку с керамического горшочка и принялся ковырять ломтики мяса. Пахли они восхитительно, только вот он уже давно не ощущал ни истинного аромата, ни истинного вкуса.

— Женись на ком-нибудь из могущественной семьи, ты обеспечишь себе поддержку. Возвращение модификантов в ряды граждан разворошило осиное гнездо. Твое положение сейчас как никогда шатко.

— Меня ненавидят многие, я знаю, — ответил Оллин. — Ну так что с того? Следующему, кто сядет на трон, достанется куда меньше ненависти, а, дядя?

— Пока что меня вполне устраиваешь ты. Пока что, — проворчал Лайон и сам приступил к трапезе.

Оллин невольно обернулся на цокот каблучков. Девчонка несла соусы и салаты. Шла, не смея поднять глаз. И — Оллин был готов поклясться — она чувствовала на себе его взгляд, тяжелый, изучающий…

— Женись на Лилиан, — повторил дядя. — Можешь иметь хоть толпу наложниц, но я хочу видеть свою дочь на вершине.