— Ну и прекрасно. Только произнести это следовало более жизнерадостно. Сразу даю дельный совет: никакого «комплекса предательства». С этой минуты вы приобщаетесь к великому, интернациональному братству диверсантов, настоящих профессионалов войны, во главе которого стоит сам Отто Скорцени. В нем уже давно состоят не только германцы, но и русские, англичане, сербы, хорваты, украинцы, поляки, тибетцы, представители многих других народов и рас. Большинство из них прошли черед обучение в специальной разведывательно-диверсионной школе, пребывающей под патронатом все того же Скорцени.

— Лучшая разведывательно-диверсионная школа мира, — поддержал своего патрона Зебольд, никогда не чувствовавший себя ущемленным от того, что так и не стал её курсантом. — Которая готовит резидентов, а также руководителей повстанческих армий и будущих вождей восставших народов, — дословно повторил он то, что не раз слышал от Штубера и самого Скорцени.

— Не исключено, что вскоре одним из курсантов этой элитной школы станете и вы, — вновь перенял инициативу барон. — Понятно, что война скоро закончится, во главе Германии, как, впрочем, и остальных воюющих стран, окажутся другие лидеры, однако нас с вами это мало коснется. Наше тайное диверсионное братство, как и прежде, будет существовать, и каждый из нас сможет рассчитывать на достойную нас работу и на защиту братства.

Корнеев, казалось, никак не реагировал ни на слова Вечного Фельдфебеля, ни на слова штурмбанфюрера. Он словно бы вообще не придавал им никакого значения. Иное дело, что пока Штубер, словно гадалка, по линиям ладони излагал видение его дальнейшей судьбы, сам лейтенант напряженно всматривался в глаза барона.

— Как-то странно вы приумолкли, лейтенант, — не удержался тот. — Что, все еще гложут сомнения? Дух верности долгу и патриотизма разрывает вам душу? Зря. Если я верну вас русским, они вас тут же расстреляют как предателя родины и пособника фашистов.

— Это правда, штурмбанфюрер? — с явным напряжением в голосе спросил Корнеев, вновь проигнорировав доводы офицера СД.

— Что... правда? — удивленно уставился на него Штубер. — Что из изложенного вызывает у вас сомнение?

— Правда, что вы не собираетесь превращать меня в зомби? — с надеждой наивного сельского паренька спросил Корнеев.

Штуберу проще всего было сознаться, что у него и в мыслях такого не было. Претендентов на зомби всегда хватало, так как в распоряжении СС находились десятки обычных лагерей военнопленных, лагерей смертников и внутренних германских тюрем. Но вместо этого он лишь загадочно улыбнулся:

— Ход мысли верный. А что, действительно, взять, подлечить, превратить в зомби, и тогда уже запустить в русские тылы в качестве зомби-диверсанта, наподобие тех тибетцев, с которыми вы столкнулись на острове..

— Но ведь вы не станете этого делать?

— Запомните, лейтенант, стоит вашему противнику убедиться, что вы чего-то панически боитесь — он немедленно воспользуется вашими страхами, чтобы нанести четко выверенный удар. И правильно сделает, ибо не воспользоваться такой промашкой диверсанта было бы непрофессионально.

Как только колонна подошла к огромной выработке, в которой располагалась казарма девиц из лебенсборна, Аленберн тут же приказала своим воспитанницам сойти с машин и, сохраняя дисциплину и полную тишину, чтобы не привлекать внимания, поселяться. Сама же приблизилась к группе рабочих, которые у входа в соседний боковой штрек погружали в машину камни. Четверо из них попробовали поднять высокий гранитный валун, однако сделать этого не смогли. Еще трое пытались помочь им, однако не могли протиснуться.

Возможно, эта сцена не привлекла бы особого внимания Эльзы, если бы от проходившей мимо небольшой колонны зомби-воинов, выделявшихся своими короткими, как у летчиков, голубыми куртками и такими же голубыми пилотками, не отделился рослый, плечистый боец.

Какими-то едва заметными движениями он разметал натужно припавших к валуну рабочих, слегка поднатужившись, поднял этот гранитный монолит и аккуратно уложил в кузов.

Увидев это, рабочие застыли от удивления. Колонна зомби-диверсантов тоже остановилась. Бойцы знали, что унтер-офицер Клык обладает большой физической силой. Они давно убедились, что даже безобидная тренировочная отработка обычных приемов самозащиты с Клыком-партнером становится смертельно опасной. Однако при такой непринужденной демонстрации этой силы присутствовали впервые.

— И кто этот кентавр подземелья? — поинтересовалась Эльза, почувствовав приближение к себе начальника подземного лебек-сборна Ланса.

— О, это уникальное творение нашей «Лаборатории призраков».

— Так уж и ваше творение? — не поверила Эльза, наблюдая, как этот ладно сроенный гигант, не особо напрягаясь, забросил в кузов еще пару больших камней и, не спеша, вернулся к колонне.

— Нет, наделять своих зомби подобной физической силой мы не способны, иное дело, что мы уже научились раскрепощать те физические задатки, которыми наших клиентов наделила природа. А этого зубра природа наделила какой-то особой силищей.

— То есть в ваши сети этот красавец пололся, уже обладая огромной физической силой?

— Настоящий громило. Не зря он проходит у нас под кличкой «Кровавый Зомби» и находится под личной опекой барона фон Штубера. Слыхали о таком?

Эльза романтично вздохнула и как бы ненароком провела ладонью по груди.

— Мне известны все люди, которые оказались в поле зрения Отто Скорцени. Извините, как-то так оно сложилось. Если уж сюда попал такой гигант, то на кой черт вы превратили его в зомби? Не лучше ли было использовать его на какой-либо службе в ипостаси нормального человека, зомбировав при этом разве что идеологической обработкой?

— Не советую интересоваться этим у Штубера, он подобных вопросов не терпит. А между тем именно он потребовал от доктора Гамборы и прочих жрецов «Лаборатории призраков» довести этого бойца, которого он называет «Подольским Гераклом», до совершенства, лишив его страха, сострадания и ностальгии, до предела снизив болевой порог его ощущений. И вот результат перед вами.

— Но потребности в женщинах вы его, надеюсь, не лишили? — без какого-либо кокетства, с угрожающими нотками в голосе, спросила гауптштурмфюрер Аленберн. — У вас и ваших жрецов хватило ума не вторгаться хотя бы в эту сферу?

— Успокойтесь, Аленберн, не лишили.

— Хотите, чтобы поверила на слово? — озорно запрокинула голову Аленберн.

Ланс слегка замялся. И не потому, что смутился, столкнувшись с прямолинейностью Эльзы. Просто он вдруг понял, что в борьбе за право первой подземельной ночи с Аленберн у него вдруг появился серьезный соперник. Конечно же, его это задело. От агрессивной ревности удерживало только то, что Ланс никогда особым успехом у женщин не пользовался, а потому привык усмирять свою мужскую гордыню, довольствуясь вторыми ролями даже у, казалось бы, второсортных женщин.