— Да, господин гуэций. — Голос прокурора был низким и уверенным.

— Клянетесь ли вы, что не испытываете к подсудимому личной вражды и обвиняете его лишь по велению долга и во имя торжества справедливости?

— Да, господин гуэций.

— Высокий Суд с вниманием слушает вас.

— Бывший Первый маршал Талига Рокэ Алва, — спокойно сказал Феншо, — привлекается к настоящему суду по обвинению в государственной измене, покушении на убийство Его Величества Альдо Первого, оскорблении королевской власти, множественных убийствах талигойских подданных и подданных дружественных Великой Талигойе стран, злоупотреблении властью, подделке документов, клевете, возведенной на достойных и благочестивых людей и приведшей к их гибели, а также в присвоении чужого имущества, изнасиловании, демонопочитании и ряде других, не столь значительных преступлений.

— Отвечаете ли вы за ваши слова?

— Ваше Величество, Высокие Судьи, я отвечаю за сказанное своей Честью. Не скрою, мне и моим помощникам было невыносимо тяжело вникать в подробности деяний этого человека, но мы исполнили свой долг до конца. Клянусь, что все обвинения достоверны и подтверждены доказательствами, кои будут представляться по мере необходимости. Наша совесть чиста. Мы просим у вас не отмщения, но справедливости.

— Мы благодарим вас. — Разве это должен говорить Альдо? — Мы доверяем дальнейшее гуэциям.

Все верно. Сюзерен не из тех, кто забывает, когда нужно говорить, но что знает Феншо о Катари? Или изнасилована была другая женщина?

— Высокий Суд благодарит графа Феншо. — Кракл немного выждал и обернулся к обвиняемому. — Рокэ Алва, понятно ли вам обвинение и признаете ли вы себя виновным?

Ворон и бровью не повел. Если бывшему маршалу и было не по себе, виду он не показал.

— Рокэ Алва, — Краклу хватило ума сохранять спокойствие, — отвечайте на вопрос. Повторяю, понятно ли вам обвинение и признаете ли вы свою вину?

— Чего ж тут не понять? — Подсудимый досадливо поморщился. — Меня обвиняют в том, что я родился в семье Алва и дожил до тридцати семи лет, ни разу не подняв руку на сюзерена, которому присягнул. Кроме того, я не принадлежу одновременно двум церквям, не проиграл ни одной битвы и ни разу не позволил себя убить. Да, все так и есть, Феншо прав. Только виной я это не считаю, напротив. Здесь мы с вами, как это ни печально, расходимся.

У любой наглости должен быть предел. У любой! Сюзерен пытался говорить с Алвой на языке древней славы, а тот все обернул шутовством, но отступать нельзя. Наглость не зачеркнет преступлений.

— Ваше Величество, Высокие Судьи, — а вот венки действительно нелепы, — мы выслушали напутствие Его Величества и прониклись важностью легшего на наши плечи дела. После перерыва граф Феншо предъявит первые доказательства, сейчас же прошу всех встать. Его Величество покидает Гербовый зал.

Альдо поднялся, не глядя на подсудимого, за королем синими тенями скользнули рассветные гимнеты. Четыре судебных пристава ударили о пол жезлами, оплетенными позолоченными гальтарскими медяницами:[18]

— Государь удаляется. Слава государю!

— Высокий Суд удаляется!

Первым уходит Повелитель Круга. Ричард досчитал до шестнадцати и, придерживая шпагу, направился к двери, противоположной той, из которой вышел сюзерен. Юноша старался не торопиться, но спину царапал тяжелый, холодный взгляд. Это не мог быть Ворон, значит, это был Спрут или… Суза-Муза. Если он пробирался во дворец, то может оказаться и здесь. Ричард рывком обернулся: гимнеты, судейские, ординары, клирики замерли там, где их застал уход короля. Все было в порядке, никто не толкался, не шумел, не спорил.

— Господин цивильный комендант, к подъезду Эридани прибыл кардинал Левий.

— К подъезду Эридани? Кто его туда пустил?

— Монсеньор, Его Высокопреосвященство просили свернуть к подъезду Алана, но он отказался. Теньент Родстер не счел возможным настаивать.

Закатные твари, опять Левий лезет, куда его не просят. Мало того что кардинал встрял в дело Удо, он еще и сюда явился.

— Иду. — С Левием нужно быть вежливым, Альдо от него зависит. От него и от иноземцев, с которыми приходится быть любезными, особенно с урготами. Посол все еще болеет, но граф Жанду здесь.

— Мой друг! — Кругленькая, увитая лентами фигурка выкатилась из-за здоровенных гимнетов. — Мой друг, я счастлив лично поблагодарить вас за приглашение на это действо!

— Ваш покорный слуга, — заверил маленького барона Робер, — и четырежды слуга вашей прекрасной супруги.

— О, Марианна неустанно молится о вашем здравии, — всплеснул руками Капуль-Гизайль. — Так досадно, что женщины не могут присутствовать на суде, это такое изумительное зрелище. Вы не знаете, кто кроил одеяния судей и как это называется? Герцог Алва спросил, но ему не ответили, Кракл стал таким невежливым…

— Судей одели в тоги. — Робер скосил глаз, Карваль только отступил на шаг, но не ушел. И не уйдет, пока не закончит с докладом. — При Эрнани Святом в них ходили судьи. По крайней мере, мне так сказали.

— Тоги?! — Барон молитвенно сплел розовые пальчики. — Вы сказали тоги?! Но, мой друг, их же не шьют!

— Да? — глупейшим образом переспросил Робер, чьи познания в гальтарской моде сводились к тому, что до знакомства с агмами древние не носили штанов и сапог.

— У меня есть прелестные миниатюры, — защебетал Капуль-Гизайль, — прелестнейшие. Я просто обязан вам их показать, там можно во всех подробностях рассмотреть одеяния анакса, эпиарха и эориев. Кроме того, у меня есть подлинные гальтарские диадемы! Если б ко мне обратились, я бы с радостью помог тем несчастным, кто пытался изготовить тоги, а получил холтийские женские халаты… Причем, вы меня извините, холтийские дамы носят зеленый цвет, цвет плодородия, находясь, м-м-м-м, в деликатном положении. Вы меня понимаете?