Влад… И правда… Не шевелится…

Я это вижу — и крик повторяется вновь. Будто копье прошло через меня, но каким-то чудом я осталась жива, и теперь меня рвет на части этой бесконечной болью.

Нет, нет, только не он…

Он не может…

Мир сошел с ума. Меня хватают, бесцеремонно встряхивают, закидывают на плечо, и волокут куда-то. Без разницы куда — если «от Влада» — это уже неправильно. И я брыкаюсь, пинаюсь, и не затыкаюсь ни на секунду, исчерпываю легкие до дна. Пусть хоть кто-то придет. Пусть хоть кто-то ему поможет!

— Да заткни ты эту дрянь, — яростно рычит тот, первый, с пистолетом, — от её визга у меня сейчас башка взорвется.

— Велено не трогать, — зло откликается Конг и грубо сгружает меня на землю у самой их тачки, — хотя ты прав, Серый, заткнуть нужно.

Я дергаюсь в сторону — он ловит меня за горло, резко сжимает пальцы, пережимая мне доступ к кислороду.

— Вот так-то лучше, — с мерзким удовлетворением цедит он, глядя, как я трепыхаюсь, задыхаюсь, и царапаю его руку. Ненавижу. Ненавижу себя. И собственную слабость тоже!

Когда я более-менее собираюсь с силами — мои запястья и щиколотки уже скованы наручниками, липкая полоса скотча закрывает мне рот. Я бесполезным мешком валяюсь на заднем сиденье «ведра». Громила Конг уже торопливо выкручивает руль, чтобы свалить с места преступления.

С места его…

Я приподнимаюсь на локтях, так и не закончив эту мысль. Выглядываю в боковое окно, чтобы увидеть еще раз… его…

— Лежать, стерва, — болезненный удар рукояткой пистолета между лопаток прошивает меня от затылка до пяток. Тот, первый — уже успел высунуться со своего бокового сиденья, и ему явно не понравились мои «маневры». Я падаю обратно на кресло, лицом в прокуренную и пахнущую чем-то железистым обивку. Пытаюсь начать дышать после болевого шока.

Он шевельнулся… Кажется… Это было мое желаемое? Или действительное? 

Куда меня везут — я не имею понятия. Даже если бы и могла примерно прикинуть — сколько времени мы едем и в каком направлении, я определенно выпускаю часть дороги, пока собираюсь с мыслями, вычищая остатки шока из головы.

Это оказывается сложно. Отключиться и не думать о том, что осталось за спиной. Точнее — кто остался…

В какой-то момент мы заезжаем в какой-то гараж и меня выволакивают из машины и даже снимают наручники.

— Переодевайся, — амбал швыряет в меня комом какого-то тряпья, — все цацки чтоб тоже сняла. Еще не хватало, чтобы ты к шефу с жучками приперлась.

— Пошли вы… — выдыхаю я зло, с трудом борясь с искушением метнуть брошенные мне шмотки в обратном направлении, в морду этого ублюдка.

— Тебе лучше вести себя потише, цыпа, — шипит сквозь зубы утырок с пистолетом, — сама не переоденешься — мы поможем. У нас, конечно, установка оставить тебя клиенту, но не сказать, чтоб мы были уж очень послушные. Будешь бесить — пожалеешь.

Взвесив все за и против — я все-таки переодеваюсь. Отворачиваюсь от утырков — а они даже не думают ни отводить глаза, ни даже умалять сальность собственных взглядов и мыслишек.

Шеф? Клиент? Как бы это все сшить в одну внятную версию? Никак не сшивается. Мысли, конечно, есть, но они никак не складываются воедино.

Тряпье простое — какая-то футболка, джинсы, тонкий свитер. Ношеные, стираные, но все равно пропахшие каким-то дымом. Обычно так пахнет одежда людей, живущих в домах на печном отоплении.

— Ну вот. А я-то думал, дашь нам шанс развлечься, — неприятно роняет Конг, отбирая у меня мою одежду и швыряя её в какое-то железное ведро. Серый несет канистру, в воздухе сначала пахнет бензином, потом — дымом от полыхающих моих вещей. Если там и были какие-то маячки — теперь их больше нет.

— Ну, теперь можно и к шефу, — довольно ухмыляется Конг, потирая руки, — он будет доволен. Мы на три дня раньше выполнили задание.

Меня снова сковывают, запихивают в машину — на этот раз в багажник. Чтобы не дай бог не привлекла внимание дорожно-патрульной службы?

Я лежу в неудобной позе, кусаю свою собственную губу и пытаюсь молиться.

Хоть бы мне не показалось.

Хоть бы это не было мое желаемое, что мой мозг выдал за действительное.

И не потому, что я хочу, чтобы Влад меня спас. Нет. Я просто не хочу, чтобы он умирал. Не хочу!

Ведро бандитов едет долго. Дорога с ровной, накатанной московской становится ухабистой и паршивой — и к концу поездки меня начинает здорово мутить. Именно поэтому из багажника я даже сама вылезти оказываюсь не в силах. Меня вытаскивают, ставят на ноги, подталкивают вперед.

— Получите посылочку, шеф, — тоном выслужившейся псины, ожидающей сахарной косточки, заявляет Конг.

Я промаргиваюсь — после душного темного багажника перед глазами больше цветных кругов, чем окружающего мира. Но когда я промаргиваюсь, вижу — и окружающий меня лес, и домик неподалеку, и бандита, развалившегося передо мной на дачных качелях…

— Добрый вечер, Риточка, — в холодной улыбке скалит зубы Сивый, — хотя, верней сказать — доброго утра.

Все-таки это он все устроил. Но… Какого черта?

Он не изменился. Все те же рыбьи блеклые глаза, неприятное лицо, одним своим выражением выдающее крайнего ублюдка, рыхловатый силуэт…

Только сейчас видеть его куда неприятнее, чем раньше!

Зачем это все? Я ведь подготовила деньги! Ждала его звонка!

— Уберите скотч, — Сивый щелкает пальцами, — я хочу послушать, что Маргарита мне скажет в свое оправдание.

Липкая полоса снова отдирается от моей кожи. Хочется вытереть лицо — но никто и не подумал освободить мне руки.

— Ну и? — шантажист, ненавистный мне абсолютно всем, смотрит на меня со снисходительным презрением.

Вот только определенно он просчитался, думая, что я начну лебезить и пресмыкаться. Если это по его приказу стреляли во Влада…

Пожалуй, даже хорошо, что мои руки скованы. Я хоть понимаю свои шансы и не бросаюсь на этого ублюдка, пытаясь его хотя бы придушить. Если прикидывать мои шансы — я одна против троих. И жизнь моя в этом случае котчится быстро и бесславно.

И все-таки… Перед глазами все еще он — оседающий вниз, на пешеходный тротуар. И его кровь на моих пальцах… Я так и не стерла… Не посмела…

— Вы… Вы… — у меня не находится даже цензурного термина, чтобы как-то описать всю степень захлестывающей меня ярости.

— Да, это не похоже на покаяние, — холодные блеклые глаза Сивого сужаются, — а ведь тебе в твоем положении, Риточка, стоило бы сразу повиниться. Ведь ты уже видишь, чем закончились твои выкрутасы. Твой муженек уже поплатился за собственную наглость. И за твое предательство, кстати.

— Что? — я аж задыхаюсь от этого заявления и все-таки не выдерживаю — бросаюсь вперед, с отчаянным желанием — хоть зубами куда-нибудь да вцепиться Сивому.