— Шагай. Учти, рыпнешься в сторону — получишь пулю между лопаток.

Рукоятка его ствола ненавязчиво так торчит из кармана мешковатой дерюжной куртки.

Шагать, так шагать. Только ни осанку, ни положение рук я не меняю. И когда задеваю взглядом Конга, курящего на ступеньках охотничьего домика — вижу на его месте только большую кучу дерьма. И ничего больше.

Бояться мне надоело до чертиков.

Серый остается за моей спиной, закрывает дверь со стороны крыльца. В прихожей меня встречает только Сивый, и тоже — с поблескивающим в широкой ладони пистолетом.

— Тебя ждут там, — бандит дергает подбородком влево. Впрочем, тут особо и без вариантов.

В гостиной охотничьего домика натоплено до духоты, и каминчик весело трещит, а мне — холодно до зверства. Все что я вижу — два кресла, поставленных высокими спинками ко мне, и в обоих — сидят. Кто — так сразу и не понять. Я вижу только руки, покачивающие стаканы с виски, и две пары ног, вытянутых к камину. И кто из двоих утырков «покупатель»?

Для меня это имеет принципиальное значение, между прочим.

Так, кстати о стаканах…

Я быстро проскальзываю взглядом по комнате и нахожу тяжелый графин с янтарной жидкостью. Жаль, стоит далековато, за креслами.

— Ну, что, принимай свой заказ, Тамерлан, — Сивый произносит это очень даже вежливо, не сравнить с тем, как он разговаривал, — все как ты хотел. В лучшем виде.

Тамерлан — это имя или кличка?

Реагируют на эту фразу не сразу. Только минуту выждав, один из двоих сидящих неторопливо отставляет стакан, и вальяжно, все так же — без лишней спешки встает, огибает кресло, шагает ко мне…

— Вы… — я аж задыхаюсь от шока, рассмотрев, кто именно оказывается «Тамерланом».

— А ты ждала кого-то еще? — смакуя каждое свое слово, уточняет Тимур Валиев. 

Я просто не могу поверить… Тимур и Сивый?! Что общего может быть у этих двоих? Нет, я всегда считала этого двоюродного брата Влада неприятным человеком, местами — даже отталкивающим, но даже в самом плохом раскладе я не могла себе представить, что он окажется способен на…‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мои кулаки сами по себе сжимаются.

А глаза не без удовольствия цепляются за желтоватую гематому на скуле ублюдка. След той трепки, что устроил ему мой муж. Жаль, что так мало!

— Дай угадаю, — а издевательский тон Валиева продолжает истязать мои барабанные перепонки, — ты надеялась увидеть моего дорогого братца, да?

Температура внутри меня становится на градус холоднее. Хотя, казалось бы, там и так уж температура абсолютного нуля, холоднее просто некуда. И все-таки…

— Ах да, его же пристрелили на твоих глазах, — он откровенно издевается надо мной, теряя в моих глазах рейтинг настолько быстро, как никто не терял за последние два моих года, — такая трагедия. Прими мои соболезнования. Так жаль, так жаль!

Господи, он даже не пытается прятать собственную гниль. Я впервые вижу, чтобы о смерти близкого родственника, хоть и того, с кем не очень ладились отношения, отзывались с таким… Чванством. Триумфом! Тимур Валиев будто испытывает бесконечное желание сплясать на крышке гроба моего мужа. Прямо сейчас.

Нет, не хочу смотреть на эту мразь. И слышать его не хочу.

— Молчишь? — Валиев не находит ничего оригинальнее, чем схватить меня за подбородок, и заставить вздернуть голову. — Что, даже не спросишь, почему я решил избавить весь мир от твоего ублюдочного муженька?

— Ты и ногтя его не стоишь.

Я говорю это бесцветно, даже не стараясь тратить силы, едва разлепляя губы, но даже так — мои слова выводят Валиева из себя. И я получаю сильную пощечину, и только чудом удерживаюсь на ногах.

— Как же вы достали, — хрипло шипит этот недо-Тамерлан, нависая надо мной, — ты, мой дядюшка, даже мой папаша. Все смотрят этому выродку в рот. Он творит что хочет, ему на всех плевать, а все вокруг только ахают и аплодируют. Смелый, рисковый, успешный, решительный. Любой отец бы хотел такого сына. Вот пусть теперь хотят. Сдохшего.

Боже.

Боже-боже-боже.

Злой, едкий смех рвется из меня, булькая в моей груди кислотными пузырьками.

И этот смех оказывает на Валиева удивительный эффект — он замирает, глядя на меня как на заговорившую курицу. Ух ты, есть шанс сказать хоть слово в этом его монологе.

— Знаешь, Тимурчик, я думала, ты просто мудак, — выдыхаю я, раздвигая губы в гиеньей ехидной улыбке, — пусть расчетливый, пусть бесполезный, с этим как-то живут. А ты… Ты просто незрелый сопляк. Завистливый и мелкий. Если все это ты сделал только потому, что папочка ставил тебе двоюродного братца в пример. Боже, какой же ты жалкий…

Он бросается вперед, сгребая меня за горло. О, второй раз за сутки меня пытаются придушить. Только если Конг не имел намеренья меня убить — в горящих и совершенно безумных глазах Валиева я вижу только смерть.

— Я угробил его, ясно? Ясно тебе, потаскушка? Он сдох!

Надеюсь, что нет.

И даже если он меня сейчас додушит — я умру с четкой надеждой, что Влад со всем разберется.

— Она была тебе нужна, — тот второй, что все это время безучастно сидел у камина, неожиданно решает вмешаться. Видно те сипы, что вырываются из меня из-за этого удушения — мешают ему медитировать, — ты передумал? В любом случае, разве мы не предполагали сначала с ней развлечься?

Валиев будто спохватывается. И решает, что нет — душить он меня не будет, а вот швырнуть мной в стену — почему бы и нет…

Твою ж мать…

Такое ощущение, что при виде меня все только и думают, что об этом.

Вид спорта такой — швыряние Маргариток об перекрытия из разных материалов. Ах, да, если рядом стоит стул — вообще идеально. Кидаем сейчас же!

Удар все-таки вышибает из меня крик, пусть я и тут же его затыкаю, но все-таки — он раздается. Черт.

— Надо же, — тот второй голос раздается совсем рядом со мной, — ты все еще ужасно вкусно вопишь, сахарочек. Два года прошло, а слушаю — и узнаю даже сейчас.

И пусть, я плохо соображаю, пусть — не сразу могу сфокусироваться на стоящем надо мной мужчине, именно в эту секунду в моей голове врубается тревожная сирена.