Видеть мертвецов… Это казалось немыслимым. И все же Лиззи о чем-то подобном уже слышала. О людях, которые сотрудничают с полицией в поиске пропавших детей, используя свой дар ясновидения для раскрытия преступлений и облегчения чужих страданий. Вот, значит, что у нее было? Особый дар! Вот только Ранна определенно это даром не считала.

— Ты бы могла рассказать Альтее, — тихо предположила Лиззи. — Она бы поняла.

— Ты серьезно? — Ранна, казалось, даже опешила от такого предложения. — Да она бы прямиком отправилась в полицию! А то ты не знаешь! Потому что такая уж она была — всегда поступала правильно, чего бы это ни стоило. И всегда доверялась тому, что все сложится так, как должно сложиться. Вот только не складывалось оно, как надо.

— Да уж, — еле слышно отозвалась Лиззи. — Определенно не складывалось.

— Я не прошу, чтобы ты меня простила, Лиззи. Этого я не заслуживаю. Тем более после всего, что у нас тут случилось. Просто… Мне необходимо, чтобы ты это знала.

Лиззи молчала, изучающе глядя на Ранну. Она никогда не видела ее такой — сорвавшей обличье безрассудной мятежницы и сокрушенной до глубины души. И такой болезненно ранимой. Наблюдать это было нелегко — однако сейчас Лиззи впервые в жизни по-настоящему почувствовала свою связь с женщиной, которая принесла ее в этот мир. Быть может, несмотря ни на что, они и не были настолько разными? Они обе обрели при рождении свой особый дар, которого совсем не желали, и обе изо всех сил пытались от своего дара убежать. И обе одинаково жалко потерпели в этом неудачу.

— Поверить не могу, что ты столько лет держала все это в себе. Я бы, наверное, сошла с ума.

— Мне казалось, я тоже вот-вот сойду, — молвила Ранна, испустив еще один прерывистый вздох. — Но потом я нашла способ с этим справиться. — Она подтянула с пола свою сумочку, порылась в ней немного и вытащила на свет книжку в черном переплете. — Я их нарисовала.

Ранна положила ее Лиззи на колени и медленно убрала руку, словно боясь, что книга может взорваться. Лиззи мгновенно ее узнала — она сама получила точно такую же, когда ей исполнилось шестнадцать. А эта, очевидно, принадлежала ее матери.

— «Книга Ранны», — с мрачной торжественностью произнесла она.

— Предполагалось, мы будем заносить туда важные вехи своего жизненного пути, писать там о своих дарах и о том, как мы их применяем. Я же вместо этого стала в ней рисовать. Так я сумела выдворять из сознания лица мертвецов.

Лиззи обхватила книгу ладонями, но открывать не стала.

— Помогало?

— Скажем, не так хорошо, как водка.

Задержав дыхание, Лиззи опустила взгляд на книгу. Под ее ладонями переплет казался жарким, кожа его стала скользкой от пота. Лиззи не была уверена, хочет ли она видеть, что там внутри, хочет ли вообще знать, какие жуткие образы жили в голове Ранны за почти что сорок лет с ее первого предвидения. Но ведь она должна была это увидеть! Чтобы понять, что это было на самом деле. Что все это вообще такое.

Первый набросок был сделан карандашом — ученически, но достаточно четко, чтобы узнать то, что изображено. Маленькая девочка с закрытыми глазами, вжатая в детское кресло в машине. И плюшевый ягненок.

По мере того, как Лиззи листала страницы, зарисовки становились все более зрелыми, детали проступали все отчетливее и острее — видно было, как совершенствовалось с годами графическое мастерство Ранны. Мертвецы представали там во всех мыслимых позах, с ужасающе неподвижной маской смерти на лице. Коренастый мужчина в клетчатой рубашке, ничком лежащий в кухне на полу. Бегун, растянувшийся плашмя на беговой дорожке. Старушка, лежащая скрючившись у основания лестницы. Все это смотрелось жутко — точно фрагменты из ночного кошмара. А для Ранны это и был самый настоящий кошмар. И ни одна живая душа об этом не знала.

Лиззи подняла на мать глаза:

— И там они все?

Ранна безмолвно кивнула.

— Мне ужасно жаль, — тихо произнесла Лиззи, потому что именно это она сейчас и чувствовала. И потому что просто не знала, что сказать еще. Для нее все разом вдруг обрело смысл. И то необъяснимое отдаление матери, и ее странная гафефобия. Лиззи даже представить не могла, как можно жить с такими образами в голове. Она закрыла книгу, не в силах разглядывать рисунки дальше. — А они тоже здесь? Сестры Гилмэн?

Ранна отрицательно покачала головой.

— Я побоялась их нарисовать. Вдруг кто-нибудь найдет. Что тогда обо мне или о нас подумают?

Весомый аргумент, согласилась про себя Лиззи. Подобный рисунок, естественно, вызвал бы много вопросов, причем не самых благожелательных.

— И с тобой это по-прежнему происходит?

— Иногда, но не постоянно. Я много путешествую, никогда не задерживаясь подолгу на одном месте и стараясь избегать близких связей. Так мне намного проще. Теперь я знаю, что я вовсе не вызываю чью-то смерть — я лишь вижу то, что должно произойти, причем совершенно независимо от меня. Но все равно трудно не чувствовать себя хоть немного за это ответственным. — Ранна высоко подняла плечи, потом резко их опустила. — Вот же дарованьице-то, а?

— Сочувствую, что тебе пришлось самой со всем этим справляться.

— Это был мой выбор. И это совсем не оправдание тому дерьму, которое я навлекла на вас с Альтеей… В общем, теперь ты об этом знаешь.

— Теперь я знаю.

Лиззи завела двигатель, включила подогрев стекол, чтобы окна вновь стали прозрачными.

Ранна верно заметила: это совсем не оправдание. Однако Лиззи не могла не вспоминать слова Альтеи в отношении Ранны и не думать о том, как поразительно близки к истине они вдруг оказались: «Мнение о ней ты составила еще много лет назад, исключив возможность того, что в ее истории может оказаться что-то неведомое для нас. Нечто большее, чем кому-либо из нас когда-то доведется узнать…»

И уже в который раз Альтея попала в точку.

Засучив рукава, Лиззи вышла из дома и направилась к сушильному амбару. Ветерок бодрил и казался даже студеным. Солнце катилось уже низко, не давая тепла и в который раз напоминая ей, что лето стремительно ускользает — и что она здесь и так порядком задержалась. Сын у Чака Банди наконец шел на поправку, и они договорились встретиться послезавтра, чтобы обсудить варианты объявлений о продаже фермы. И, наконец, ей пора было уже перестать отклонять звонки Люка и сообщить ему, что у нее явно наметился прогресс. Или что-то типа того.

Кадровый отдел откликнулся на просьбу Лиззи предоставить ей накопившиеся отгулы, чтобы продлить отпуск. Благодаря недоиспользованным за несколько лет отпускам и щедрой политике переноса этих дней на будущее, Лиззи удалось накопить почти что восемь недель. Однако четыре из них она успела использовать, так что осталось лишь четыре. Не так и много времени, учитывая все то, что ей по-прежнему необходимо было сделать.