Три женщины как-то странно посмотрели на нее, и Гуннхильд похолодела.

– Пришел корабль… – пробормотала Унн. – Приеха… привез… Они все там.

Гуннхильд прислонила к стене Ключ от Счастья и бегом бросилась в конюшню.

Но не проскакала она и половины пути до моря, как завидела впереди на дороге целое шествие, идущее навстречу. Гуннхильд придержала коня, поехала шагом. Она уже различала повозку, окруженную людьми; в повозке виднелась какая-то фигура. Еще приблизившись, она увидела, что в повозке сидит Тюра, сгорбившись и закрыв лицо руками. Горм почему-то шел рядом, держась за борт; его коня вели следом.

Потрясенная этим зрелищем, Гуннхильд соскочила с седла. Идущие навстречу тоже ее увидели, и шествие остановилось. Вдруг стало тесно в груди, задрожали ноги, закружилась голова. Медленно, как старуха, Гуннхильд пешком двинулась дальше, опасаясь упасть и жалея, что у нее нет больше Ключа от Счастья, чтобы на него опереться. Под ногами был точно хрупкий лед, который вот-вот проломится, и она упадет в холодное бездонное море.

Множество людей вокруг повозки стояли тихо: ни гомона, ни крика. При виде ее люди расступались, и лица у них были такие же странные, как у женщин в доме. Гуннхильд шла сквозь толпу, ничего не видя, пока не наткнулась на Горма, стоявшего возле резного борта повозки. Кто-то осторожно тронул его за рукав. Конунг обернулся, и ее поразило, как вдруг заострились черты его лица. Как углубились морщины, будто время провело по ним резцом, сделав его разом на десять лет старше.

Увидев бледное лицо измученной девушки, он подумал, что она уже все знает, и молча посторонился.

Гуннхильд никак не могла сообразить, где Кнут и почему Тюра в повозке так расстроена. При ее появлении королева не пошевелилась, не взглянула на нее.

А потом Гуннхильд увидела то, что лежало в кузове повозки рядом с Тюрой, и поняла, откуда идет сильный неприятный запах. Это было что-то, похожее на бревно, плотно обмотанное просмоленной шкурой и обвязанное веревками.

Сквозь шкуру было не видно, что там внутри. Но Гуннхильд вдруг поняла: она и так знает. Размер и очертания свертка, горестное лицо Тюры, запах дали ей ответ. «Умрет он весело, как все, что делают молодые»…

Там внутри – Кнут. Мертвый. Вот какое знание она вынесла из этой жуткой ночи.

Неясно было, что поразило ее сильнее: смерть жениха или то, что она знала об этой смерти заранее и ее предвидение сбылось. Грудь пронзила острая боль, все вокруг поплыло. Гуннхильд попыталась уцепиться за борт повозки – той самой, на которой ее с женихом торжественно везли домой в День Госпожи, – но бессильные пальцы лишь скользнули по резному дереву, и она без чувств повалилась прямо под ноги Горму. Ее рыжие волосы разметались по земле, будто лучи заходящего солнца.

– Посмотри, госпожа, вон уже видно Борг! – Регнер-ярл остановился рядом, придерживаясь за канат, и кивнул куда-то вперед, по ходу корабля. – Вот туда тебе стоит отправиться первым делом и поблагодарить богов за то, что все твои дела сложились благополучно. Кто был мог ожидать… без милости богов этого бы не случилось.

– Я так и сделаю, – безучастно кивнула Гуннхильд и подавила вздох.

Она сидела в кожаной палатке на корме, с откинутым пологом, чтобы можно было смотреть по сторонам. Сейчас погода выдалась хорошей, дождь не шел, в укрытии не было нужды. Близилась ночь, солнце садилось над зеленой равниной впереди. Над пылающим шаром поднимались столбы желтого света, а по сторонам облака были залиты красным, будто кровь умирающего светила… Но за время плавания палатка не раз пригодилась: когда дул ветер, заливая корабль брызгами, или шел дождь. Мужчины, одетые в кожаные рубахи, привычно не замечали неудобств, а вот женщины, сопровождавшие Гуннхильд Унн и Богута, совсем измучились и с нетерпением ждали конца путешествия.

А конец уже близился. Озеро Лёг, проливами соединенное с морем, походило на большой морской залив и отличалось от него лишь пресной водой. За проливами теснилось множество островов и островков, большей частью необитаемых; говорили, что их многие тысячи. Ближе к морю лежали низкие, голые камни, торчащие из моря, необитаемые и пустые, если не считать множества морских птиц и тюленей. Между ними еще не так сложно было находить дорогу, главное было не терять направления, следя за солнцем. А дальше пошли внутренние острова: они были уже выше, иной раз как целые горы. На серо-бурых скалах, местами прикрытых тонким слоем почвы, рос лес, мох или трава. Здесь уже кое-где жили люди, охотники на морского зверя и птицу, рыбаки. Дерновые крыши домишек терялись среди зелени берез и сосен.

Проход к населенным островам Адельсё и Бьёрко и внутренним областям земли свеев прикрывали заставы. На заставах старый Бьёрн-конунг держал корабли и дружину. Враждебно настроенным гостям они преграждали дорогу, мирным указывали путь и давали кормчего: ничего не стоило заблудиться среди сотен и тысяч островов и островков.

Гуннхильд замечала, что в иных местах на высоких скалах нанесены известью белые пятна – указатели пути. Здесь уже было похоже, будто плывешь не по заливу или озеру, а по широкой реке со множеством проток. На иных островах зеленый лес спускался к самой воде по серым скалам, где-то их разделяла узкая, видная только вблизи полоска песчаной отмели. Сейчас, на середине лета, земля пестрела множеством цветов; у берегов на мелкой воде, прогретой солнцем, качались сотни круглых листьев кувшинок с белыми цветами, доказывая, что вода здесь пресная. Было красиво: в темно-голубой воде отражалось небо, а над зеленым лесом висели густые белые облака, будто вершины заснеженных гор. Регнер рассказывал, что в Норвегии горы именно такие, огромные и с вечно снежными вершинами.

– Рассказывают, что именно в этих местах Гюльви-конунг когда-то беседовал с богиней-девой Гевьюн, – говорил Регнер по пути. – И разрешил ей в награду за мудрые речи взять себе столько земли, сколько она успеет вспахать за сутки на четырех быках. Тогда она превратила в могучих огромных быков своих четырех сыновей и за ночь пропахала такую огромную борозду, что отделила целую страну. На месте этой земли теперь озеро Лёг, а островки образовались от комьев земли, которая летела из-под плуга Гевьюн. Потом она утащила эту землю дальше в море, и теперь это остров Съялланд. Люди говорят, озеро и остров похожи по очертаниям, так что, наверное, это правда. А поскольку Гевьюн стала женой Скъёльда, сына Одина, и жила с ним на Съялланде, конунги Съялланда говорили, что все остальные конунги данов произошли именно от них и должны признать их старшими.

Гуннхильд кивала: эту сагу она знала с детства. Но Скъёльдунгов со Съялланда больше нет, и последняя их представительница теперь живет у Кнютлингов как «рабыня конунга».

Хотя ей предстояла встреча с родичами, Гуннхильд не стремилась поскорее сойти на твердую землю. Она чувствовала себя глубоко несчастной и не ждала, что перемена места, прибытие в Бьёрко или Хейдабьор, принесет ей утешение. Регнер считал, ей следует благодарить богов за доброту, и она соглашалась, чтобы не обидеть асов и ванов. Да, для нее все могло сложиться гораздо хуже. Кнютлинги могли сделать ее наложницей Харальда или самого Горма, или подарить кому-нибудь из хёвдингов, или продать как рабыню, или просто назначить посмертной спутницей Кнута! Иной раз в самые горькие часы у нее мелькала мысль, не лучше ли было бы так.