Долгие годы странствий по мрачным восточным краям, среди исполинских горных пиков, покрытых вечным льдом, среди безводных пустынь, в которых нет жизни, – и все это ради одной-единственной вещи.

Небольшая книга. Переплет из благородной черной бронзы. И всего несколько страниц внутри...

Эрри Сенэкс отчетливо помнил того аравийца, что передал ему книгу. Маленький, с коричневым сморщенным лицом, он поначалу не хотел даже разговаривать с белокожим великаном из далеких земель. Три недели эрри Сенэкс сидел на горячих камнях перед его шатром и хриплым от ставшей уже вечной простуды голосом пел псалмы, а рядом бродили равнодушные дромадеры и изредка страшно ревели, заглушая Божье слово.

Тогда он верил, что служит делу матери нашей Святой Церкви. Тогда он еще не знал того, что эрри Сатор Фабер понял с самого начала...

Книга Паука оказалась далеко не самым могущественным марвелом, привезенным в Рим посланцами Основавшего. Не самым могущественным – но самым ценным, ибо на ее сухих ломких страницах можно было увидеть грядущее.

«Ты нашел и привез к Божьему столу это чудо, сын мой. Тебе и быть его вечным стражем и хранителем», – сказал тогда Первый Пастырь, и эрри Сенэкс почтительно согнул колени перед своим господином и учителем.

Время казалось бесконечным. Оно не шло – оно стояло на месте, и хранитель Книги Паука окружал себя часами, чтобы быть уверенным, что это не так.

Солнечные, песочные, водяные, огненные, механические, электронные, кварцевые – часы всегда сопровождали эрри Сенэкса и его Книгу Паука. Год за годом, столетие за столетием они молчали, булькали, шуршали, тикали, били, звонили вокруг, и иногда Старейшему Пастырю казалось, что если часы вдруг замолчат – вместе с ними замолчит и его сердце.

Вздохнув, хранитель вновь погрузился в воспоминания. Ему привиделся старый друг Якоб, с которым они еще несмышлеными мальчишками, босиком,

пришли в Город Городов. Дорога из Голландии оказалась трудной и страшной. Едва не погибнув, уставшие до последней крайности, они робко поскреблись в дверь монастыря Святого Антония с просьбой о куске хлеба и ночлеге. Тяжелую дубовую дверь отворил высокий мужчина в простой суконной рясе. Он посмотрел на мальчиков и впустил их.

Так они стали первыми учениками Основавшего, Избранными. Первыми – но далеко не последними.

Пути их разошлись позже, много позже. Он, эрри Сенэкс, стал хранителем Книги Паука. А Якоб...

А Якоб поддался гордыне и превратился в Мортуса, Владыку Смерти, которого верные ему Истинные называли эрри Эрус Мортус.

И разразилась война, и брат пошел на брата, а друг – на друга. Бирюзовая кровь познавших Атис шипела на углях очистительных костров, невидимая взорам живущих и смертных, что обильно заливали своей горячей алой кровью старушку Европу.

Истинные теснили Избранных повсюду. Сосуд Превращений и Стрела Возмездия в руках Мортуса сокрушали оплоты адептов Основавшего, и все больше и больше чудесных марвелов попадало в руки врага.

И тогда эрри Сатор Фабер, что добровольно заточился в келье уединенного горного монастыря Святого Иоанна, пришел к хранителю и потребовал Книгу Паука. Долго сидел он, склонившись над нею. Прошла ночь, родился, набрал силы, угас и умер новый день, а Первый Пастырь все пытался понять, о чем повествуют ему пожелтевшие страницы.

А когда понял, провозгласил Великий Поход на отступников. И сила древних властителей вошла в него, и живущие и смертные встали под его знамена, а враги бежали.

Эрри Сенэкс зашевелил губами, словно читая «Хроники Великого Круга»: «И тогда свершил Мортус великое злодеяние, высвободив из Стрелы Возмездия всю ее силу. Стрела распалась прахом, а люди по всей земле обезумели, не имея возможности совладать с постигшими их желаниями к убийству и насилию.

Разгневанный Основавший собственноручно уничтожил Мортуса. Тело его расклевали хищные птицы, голову раздавили гранитные глыбы, руки пожрали дикие звери, а ноги – безголосые морские твари. Так закончил свои земные дни тот, кто вопреки установленному судьбой порядку вещей, вознамерился управлять миром».

Это написано в «Хрониках...». В это верят Пастыри и те из живущих и смертных, кого Великий Круг приблизил к себе.

На деле же все произошло несколько иначе...

...Марксбургский замок, в котором с кучкой верных ему Истинных укрылся Мортус, серый и мрачный, угрюмо смотрел черными провалами бойниц на отряды живущих и смертных, приведенные эрри Сатором Фабером к его стенам.

Заложенный еще во времена Третьего Крестового похода, Марксбург много лет считался самой неприступной крепостью Европы. Захватить его теми силами, что пришли к замку вместе с Первым Пастырем, нечего было и думать, несмотря на то, что у Мортуса осталось меньше сотни бойцов.

Планомерная, затяжная осада требовала обложить замок кругом, лишив его защитников возможности делать вылазки за продовольствием. Но на это требовалось не менее семи-восьми тысяч воинов, а в отрядах Основавшего насчитывалось едва ли пятнадцать сотен кнехтов.

Взять Марксбург штурмом тоже не представлялось возможным – ни осадных лестниц, ни стенобитных орудий, ни катапульт у осаждавших не было.

Однако кнехты Основавшего готовились к битве, точа мечи и молясь. Грубые солдатские голоса всю ночь звучали над притихшей долиной, и горное эхо вторило им, гулко ударяясь о стены замка.

На рассвете, в сизых сумерках, обильно приправленных туманом, кнехты пошли на штурм.

Чадили факелы, пятная серое небо дымными полосами. Звенела сталь. Тревожно ржали лошади, волокущие ко рву огромные охапки хвороста, нарубленного накануне в Марксбургском лесу.

Со стен полетели стрелы. Закричали первые раненые, упали под ноги штурмующих первые убитые. Прикрываясь наспех сбитыми дощатыми щитами, обозники принялись заваливать ров, и вскоре напротив ворот замка выросла гора хвороста, заполнившая провал.

И тогда вперед вышел эрри Сатор Фабер. Никто так и не узнал название марвела, использованного Первым Пастырем, но яркую голубую молнию, ударившую в ворота, увидели все – и осаждавшие, и обороняющиеся.

Дубовые, окованные железом створки всхлипнули – и обрушились внутрь. В проеме, среди обломков, замелькали темные фигуры Истинных, торопливо выстраивающих стену из щитов, украшенных белой Адамовой головой.

– На штурм! – взревел капитан кнехтов Гуго фон Эпштайн, размахивая чудовищным бастардом с пламенеющим вороненым лезвием и нарочито короткой крестовиной.

Ощетинившись острыми пиками и грозно сверкающими мордкастами, выставив вперед похожие на драконьи клыки кузы и напоминающие птичьи лапы рунки, воздев над головами мечи, секиры и шипастые моргенштерны, стальной кулак кнехтов, грохоча сталью и отчаянно ругаясь, бросился вперед.

Хворост хрустел под железными башмаками наступающих. Несколько стрел, свистнувших с надвратной башни, едва ли нашли себе цели – все воины штурмового отряда имели отличные доспехи работы оружейников Толедо и Пассау.