Кашляя и задыхаясь, я отбежала в дальний угол пещеры, где меня разыскал Нафтали.

— Я сделаю другой отвар, чтобы успокоить его, и он не будет так буйствовать. — Нафтали положил руку мне на плечо. — Наверное, следует попробовать использовать мандрагору с травами, которые мне дал этот человек из Катея…

Тыльной стороной руки я утерла с лица слезы и бросила взгляд вниз, на лежак. Эрик затих, Тассиа сидел рядом и внимательно следил за ним.

И тут мне в голову пришла странная мысль.

— Мастер… а может быть, причиной тому муравьи? Могут они…

— Fylgia, — прервал меня Нафтали и сел поудобнее. — Он сражается со своим fylgia, вот в чем может быть дело.

— Но муравьи…

— Не думай о них, Элеонора. Они способствуют выздоровлению, и ничему более. Это fylgia мучает его.

Нафтали так и не сумел убедить меня. Но вот упомянутое им слово показалось мне знакомым.

— Fylgia. Что это значит?

— В молодости я некоторое время жил на Севере. Служил при дворе Аннунда Якобса, одного короля, властвовавшего тогда над народом Эрика. Там я многое узнал о северных людях, об их верованиях. — Он помедлил. — Я не должен говорить тебе об этом, твой духовный наставник был бы в ужасе, если бы он…

— Но Эрик уже кое-что рассказывал мне об этом, — прервала я его. — Я сама расспрашивала. И все, что я от него услышала, было таким… таким незнакомым, чуждым… — Я содрогнулась от ужаса. Тор. И молот. И одноглазый, который висел на дереве и рассылал по миру воронов. — Я никогда не смогла бы рассказать об этом что-либо патеру Арнольду!

Если бы я поведала ему о том, что лекарь сделал в животе Эрика, он наверняка отказался бы быть моим духовником и, возможно, даже проклял бы меня.

По морщинистому лицу Нафтали скользнула понимающая улыбка.

— Наверное, так даже лучше. Это только испугало бы его. Ну вот, когда я был на Севере, то понял, что люди там обладают боевым духом, который присущ им всегда как состояние души, неотделимое от тела, ведущее через всю жизнь.

— Да, об этом он мне говорил. Он называл его духом последовательности. Я не поняла, что он подразумевал под этим. Может, что-нибудь похожее на ангела-хранителя?

— Нет, это никакой не ангел-хранитель. Даже сравнивать нельзя. Fylgia — это счастье одного, отдельно взятого человека. Со смертью одного это счастье может переходить на другого человека. И если человек предчувствует приближение смерти — так понимал я тогда, — то он должен видеть свою fylgia. Она является ему воплощенной в чьем-либо образе, кому-то, к примеру, тигром, — они рассказывали о косулях и баранах, а перед многими людьми она предстает в обличье женщины. Если ты увидишь fylgia, то поймешь, что смерть совсем рядом. — Нафтали погрузился в свои мысли.

Так вот оно что! Эрик в гостинице видел какого-то духа, и не один раз! По моей спине пробежал холодок. Корова, одноглазый, бараны! Язычникам перед смертью является черт!

— Один человек поведал мне историю о Галлфреде, поэте, — наконец продолжил Нафтали. — Галлфред умер на корабле, во время путешествия в Исландию, что на Крайнем Севере, там, где кончается Земля. И когда он уже почувствовал приближение своей смерти, то люди увидели шагавшую за кораблем женщину высокого роста, в латах, шедшую по воде яко посуху. Галлфред узнал в ней свою fylgia и сказал ей: «Я отрекаюсь от тебя, ступай и найди себе другого!» Тогда она обратилась к сыну Галлфреда, спросив его: «Ты согласен?» Тот сказал в ответ: «Да, я согласен». После чего женщина исчезла. И тогда Галлфред дал сыну свой меч и умер. Понимаешь, с мечом отца он унаследовал и счастье Галлфреда. И лишь после этого он смог отойти с миром. — Он пристально посмотрел на лежак Эрика. Эрику следует держаться за свою fylgia. И если он не хочет умереть, то должен быть готов к борьбе за свою жизнь, попытаться прогнать fylgia. Многие пытаются сделать это, говорили тогда мне, но ни одному человеку этого не удалось. Возможно… возможно, так как этот парень — любимец своих богов. — Нафтали посмотрел мне в глаза. — Напугал я тебя, девочка? Наверное, жариться мне в чистилище за свои необдуманные слова сотни лет, в чистилище благочестивого патера. Но я подумал, что это может заинтересовать тебя. Так, а теперь я поищу целебные травы из Катея. Посмотрим, сможем ли мы хоть немного успокоить парня…

Слова Нафтали прочно засели в моем сознании. Духи Севера кружились в моей голове, как вспугнутые птицы; Тор и Óдин, черные боги, зло пялили на меня глаза и язвительно смеялись над моими страхами. Ты девушка-христианка с заячьим сердцем, ты боишься повешенного! В моей стране есть праздники, о которых девушке-христианке лучше не знать…

Лишь к вечеру я отважилась приблизиться к кровати Эрика. Таинственные лечебные настойки Нафтали наконец-то сделали свое дело, он спал мирно, как ребенок. «Еще ни одному человеку не удавалось прогнать свой дух смерти». Ему удалось это? Можно ли отогнать свою собственную смерть? Сражаться с ней, пока она сама не уберется? Какая греховная мысль! Лишь Господу Богу дано определить час…

Было ли то воздействием на организм целебных трав или мрачные боги действительно были убеждены в необходимости сохранения его жизни, но температура постепенно понижалась. Тассиа, как будто подтверждая мои мысли, кивнул, помогая мне сменить простыню.

Ну что же, казалось, кризис миновал. Смерть пощадила Эрика, духи преисподней были изгнаны. Может, сам Бог протянул ему руку для дальнейшей жизни, милостивый и великодушный…

И для меня вдруг стало совсем неважно, во что он веровал, кому и о чем возносил молитвы. Предостерегающие голоса моих духовных отцов умолкли. Я осторожно налила в лампу масла. И по мере того, как увеличивалось пламя, темнота уже не казалась мне столь непроглядной и страшной. Мирное чувство успокоения овладело мной, когда я всмотрелась в бледное лицо Эрика. Язычник или христианин — в чем заключалась разница? Я сама поняла, что тот, кого мы с дрожью в голосе называли варваром, был самым надежным товарищем и помощником в беде, каким дано быть не всякому христианину. Мне все время вспоминалось искаженное злобой лицо Фулко, то, как во время ливня Эрик попросил о самом малом, в чем нуждается человек в беде, — о крове над головой — и ему было отказано в этом. Его хотели оставить в конюшне, чтобы он сдох там от ран, как скотина. Фулко даже глазом не моргнул… Разве это не напоминало то же варварство и жертвоприношения, принятые у народов Севера, о которых я узнала? Как клубы тумана, устремляющиеся навстречу согревающему солнцу, растворились мои страхи. Исчезло то, что все время разделяло меня и Эрика; нет, он не чужак, он друг. Я всем сердцем благодарна Богу за то, что он подарил ему жизнь. Может, Он, Всемогущий и Всесильный, позволит мне искупить тяжкую вину?

В тот вечер, когда Эрику стало лучше, Тассиа подал мне знак следовать за ним. Мы вышли из пещеры через узкий ход и оказались на воле, под открытым небом. К моему большому удивлению, на косогоре притулился сад. Огород, несколько розовых кустов и в середине небольшой пруд, питаемый ручьем. Мне все это показалось уголком рая. Где-то в темноте блеяли овцы. Курица с кудахтаньем промчалась мимо. Нафтали и его слуги держали здесь подсобное хозяйство.