Она несколько раз лихорадочно давит на кнопку, фиксирующую ремень. Наконец он отстегивается, и она всем своим весом падает вниз, ударяясь головой о крышу автомобиля. Изо всех сил пытается открыть разбитую дверцу, но оказывается зажатой между розовой подушкой безопасности и сиденьем. Боковое окно открывается на три четверти высоты, а потом блокируется.

Елена хватает свою сумку и лезет в образовавшееся отверстие. Сначала высовывает руки, голову, потом грудь и бедра, крепко хватается за землю, ветки, брыкается и вытаскивает себя наружу. Совершенно запыхавшись, она переваливается через бок, поднимается и бежит так, как никогда раньше не бегала.

Она слышит, как этот мужчина громко кричит у нее за спиной. Какие-то обидные фразы. Ей слышны его тяжелые шаги — он гонится за ней. Она не отваживается даже оглянуться посмотреть, какое осталось между ними расстояние и насколько быстро он бежит. Ноги Елены попадают на неровную лесную почву. Мягкий мох проседает под ее тяжестью. Она вынуждена перепрыгивать корни деревьев, чуть показавшиеся на поверхности. Ветки и сучья хлещут по лицу.

Она уже слышит его. Он совсем близок, ее преследователь. Она готова к тому, что в любой момент его рука схватит ее за шею, повалит на землю, задушит и выкинет подальше. Как Луизу. Елена не знает почему, но мысли о несчастной Луизе придают ей дополнительные силы.

Она пытается делать более широкие шаги, быстрее переставлять ноги, сумка бьет по ногам, каждый вдох буквально разрывает легкие. Но умирать не хочется. В любом случае не сейчас.

За спиной раздается какой-то непонятный звук, вскрик боли. Елена не может себе позволить оглянуться и хорошо рассмотреть его. Пробор на голове, ветровка, перекошенное лицо — больше ничего не успевает заметить. Елена бежит дальше. Она чувствует, что он уже почти наступает ей на пятки, темп возрастает.

Но в его беге что-то изменилось. Может быть, он останавливается? Елена падает и уже на земле понимает почему. Здесь небольшой уклон, на границе между лесом и берегом. Она садится, вся вымазанная темно-желтым песком, и заглядывает в какую-то нору или дыру в этом откосе.

Молниеносно оборачивается и лезет в эту дыру ногами вперед, заметая руками след после себя. Закрывает глаза и ждет затаив дыхание. Ступнями, икрами, бедрами и туловищем она ощущает прохладу этой дыры. Ни внутри, ни снаружи не заметно никакого движения. Елена лежит, вся в земле и песке. Это лисья нора? Ее тело заполняет все впадины в этой норе. Она лежит скрутившись, чуть сместившись в сторону, согнутые руки лежат под ее лицом. Густая сеть корней растений свисает сверху норы, немного колышется взад-вперед посредине, а внизу уже лежит без движения. Тишина.

И тут идет он, прямо на нее, к укрытию. Но он не падает, а прыгает, приземляется и бежит дальше. Елена долго еще слышит его шаги. Потом устанавливается тишина. И вот он возвращается назад. Елена лежит не двигаясь. Только еле дышит. Его тяжелые шаги снова слышатся все ближе и ближе. Он теперь не бежит, а идет, все время останавливаясь, шаги то длинные, то короткие. И вот он уже прямо перед норой. Видны его армейские ботинки. В них есть что-то зловещее. Они кажутся такими тяжелыми, темными, даже жизнененавистническими… Как можно вообще носить такие летом? А сейчас он хочет отобрать ее жизнь.

Она затаила дыхание. Если он ее найдет… Она не хочет умирать. Перед мысленным взором предстает открытое, доверчивое лицо Софии, темные глаза Кристиана, Йоахим, слышится его голос. Елена моргает, сжимает челюсти и бесшумно дышит носом.

— Это так неожиданно, — говорит чей-то мрачный женский голос рядом с ним.

Йоахим вздрагивает. Он настолько поглощен фотографиями в вестибюле дворца Шарлоттенборг, что не замечает, как сзади к нему кто-то подошел. Какая-то женщина в платье бутылочного цвета с ярко-рыжими волосами появилась возле него, принеся с собой облако аромата духов, напоминающих ему о Елене.

— Неожиданно? — удивляется Йоахим.

— Неожиданно видеть тебя здесь.

— Мне очень жаль, но что-то я вас не припоминаю.

Женщина начинает громко смеяться.

— А ты, наверное, совершенно не изменился? — со смехом говорит она, отступая на шаг и покачивая головой.

Йоахим краснеет: он понятия не имеет, что ей ответить. Ему было непросто жить с Эллен. Они могли прямо на улице поругаться. Эллен могла с криками улечься на мокрый асфальт. Она угрожала ему нервным срывом и могла довести его до такого же состояния. Поэтому Йоахим не припоминает эту женщину в зеленом платье, утверждающую, что ее зовут Майсе и что она бывала на множестве приемов вместе с ним и Эллен.

Заседание правления Академии изящных искусств все еще продолжается, поэтому Йоахим ожидает в вестибюле с прочими приглашенными на ужин. Это супруги, любимые — та категория, к которой Йоахим якобы должен относиться. Это только на один-единственный вечер. Только ради Елены. Ради Елены он будет притворяться, что он снова вместе с Эллен.

— Сейчас они должны закончить. Я так проголодалась, — шепчет одна из женщин.

Никто ей не отвечает. Йоахим отмечает про себя: она не из этой среды и не знает системы условностей. То, куда сейчас намерен попасть Йохамим, называется обществом небожителей. В средней школе пытаются научить детей двум языкам помимо родного. Им следует ввести обучение третьему языку в целях овладения этими условностями. Половина человеческой жизни уходит на то, чтобы кое-как этому научиться. Речь идет не только о правильных словах, но и о твоих связях в этой жизни, об отношении даже к самым смехотворным вещам. От этого у Йоахима все внутри сжимается.

Дверь открывается, и все, стоящие в вестибюле, оборачиваются. Появляются члены правления и идут к ним. Парочка молоденьких официанток обходят всех с изящными искрящимися бокалами на круглых подносах. Йоахим берет себе бокал и опорожняет его практически одним залпом. Навстречу ему идет Эллен. С аккуратно уложенными волосами и подведенными глазами, она пронизывает его взглядом.

— Надеюсь, время ожидания не было слишком тягостным, — громко говорит она.

Она берет его за руку и осторожно целует. Это одно из условий договора. Привычным движением берет его под локоть, прижимается к нему и шепчет:

— Вон он, там стоит. Мужчина с бородкой разговаривает с женщиной в белом платье.

Йоахим оборачивается. Вот он, художник, рисующий только боль, искореженные женские тела, концлагеря краской на основе костного клея. Тёгер Саксиль.

— А что там за ребенок? — спрашивает Йоахим, указывая в его сторону.

— Это не ребенок. Это просто очень юная японка, — шепчет в ответ Эллен. — Если бы ты хоть немножко интересовался искусством, то узнал бы ее.

Йоахим не может отвести взгляд от любовницы Саксиля — или это его муза? Ей нельзя дать больше восемнадцати, максимум. В любых иных кругах это вызвало бы недовольство, но только не в мире художников. Йоахим не может даже подумать о других мужчинах среднего возраста с приличным животиком, которых бы Эллен стала защищать, если бы они появились на ужине с несовершеннолетней.