Саксилю, должно быть, уже хорошо за сорок. Бритоголовый, с длинной ухоженной бородой, заканчивающейся косичкой, доходящей ему до груди.

Потом Йоахим снова изучает японочку. Похожа ли она на женщину, которая согласилась бы, чтобы над ней издевались? Внешне Саксиль такой же спокойный и уверенный в себе, как и все здесь.

Японка в черном, почти прозрачном платье что-то шепчет ему на ухо. Тёгер Саксиль выслушивает ее нахмурив брови, а потом качает головой, жестикулирует обеими руками и явно с ней в чем-то не соглашается. Что он за человек? Тот, кто пытает проституток?

Так или иначе, но Йоахим должен подойти к нему. Задать ли ему невинный вопрос о краске на костном клее? И посмотреть внимательно на его реакцию: узнает ли он Йоахима? Не как бывшего мужа Эллен, вернувшегося к ней обратно, а как того, кого он видел сквозь зеркало. Такая вероятность есть: Тёгер мог находиться за зеркалом тем вечером, когда Йоахим был в подвале.

* * *

Йоахим уже забыл, как хорошо питается элита датской культуры. Пять блюд, и сейчас подали только лишь второе: ризотто, напоминающее рассыпанный жемчуг, и копченое рыбное карпаччо — тонкие, кисловатые кусочки, передающие вкус моря, с запеченным пармезаном и каперсами. Так принято в этих сферах: чем сильнее капризы женщин, тем изысканнее еда.

Он не сводит глаз с японки: она ест совсем немного. Ему видны ее груди, четко очерченные под платьем. В ней есть нечто особенное: она никогда не закрывает полностью рот, ее губы все время чуть-чуть разжаты. Когда она ловит взгляд Тёгера, то разжимает их чуть сильнее, словно он приказал ей, чтобы верхняя губа никогда не касалась нижней.

Йоахим попытался подсесть к нему, но Эллен одернула его и прошептала на ухо, что здесь строгая система рассадки гостей. Он сидит настолько далеко от Тёгера, что ему совершенно не слышно, о чем тот говорит, — он может только наблюдать за ним. Его мимика, жесты, то, как он жует, сколько он говорит, и выражение лица, с которым он выслушивает собеседника. Йоахим понимает, что таким образом ничего не выяснит.

Эллен сидит возле Йоахима в превосходном расположении духа. Она постоянно активно участвует в игривых элегантно закрученных дискуссиях. Йоахим пытается также принимать участие в беседе, но у него практически ничего не получается.

Непрерывным потоком приносят и уносят закуски, напоминающие небольшие произведения искусства. К каждому блюду тщательно подобрано вино.

Эллен все время пытается втянуть его в разговор. Когда она в определенный момент берет его руку, это не кажется ему ни удивительным, ни неприличным. Йоахим не считает нужным лишать себя этого удовольствия. Он никогда не представлял себе, что окажется в таком положении, что его отчаянная просьба приведет к примирению с женщиной, которая, по его мнению, ненавидела его больше всех на свете. Он знает, что тогда она была настроена бороться за сохранение их отношений.

На какое-то мгновение его мысли возвращаются в прошлое. В то прошлое, которое он уже давно решил засунуть в дальний ящик. Неприятное воспоминание о том, как он когда-то обманул ее, оставив стоять одну в аэропорту, несчастную и брошенную. Они договорились, что он приедет за ней прямо после открытого чтения. Он вспоминает, как кружил в своем стареньком запыленном «вольво», как уже подъезжал к терминалу, как вдруг решил вернуться назад. Сама мысль о том, что придется провести несколько дней с Эллен, когда нельзя будет вырваться из временной тюрьмы, оказалась настолько невыносимой, что он плюнул на все приличия и бежал. Вместо этого он отправился на Борнхольм. Он должен был начать все сначала. В одиночку. Он добрался на пароме в Гудйем, в самую дальнюю точку Дании. Нашел пансион на маленьком островке, стал девяносто вторым жителем на Кристиансё и, улегшись на кровать, уставился в потолок. Йоахиму кажется, что он лежал так до того самого дня, когда в первый раз увиделся в кафе с Еленой. Конечно же, это было не так. Он что-то ел, ходил в туалет, принимал ванну: пусть не слишком часто, но как только сам не мог уже выдерживать дурного запаха. И он писал страничку за страничкой, одну жалостливее другой.

И тут Эллен начинает ему что-то говорить, возвращая к действительности.

— Что? — резко спрашивает он.

— Пойдем, в соседнем зале будет кофе с… — говорит она и поднимается из-за стола.

Йоахим непонимающе смотрит на нее. Кофе с чем?

Когда они идут, ее рука оказывается у него на ягодицах. Это происходит быстро, и сначала ему кажется, что это было случайно. Но что-то она там слишком долго держится для случайного жеста. Или? Но Эллен уже идет дальше, проходя мимо него. Он останавливается, опорожняет стакан воды. Как раз пришло время сдерживать себя.

* * *

Йоахим готовился заранее, и именно поэтому он начинает разговор с Тёгером как-то несуразно.

— Вы работаете с красками на основе костного мозга? — задает он провокационный вопрос.

Художник несколько раздражен. Должно быть, из-за того, что Йоахим вклинился в его разговор с двумя женщинами. Одна в белом платье, а вторая его японка — они смотрят на Йоахима, как на селянина, осмелившегося наступить на тень императора.

— Да, — сухо отвечает Тёгер.

И больше ни слова. Он снова поворачивается к этим двум женщинам, японочка пытается скрыть смешок.

— А позвольте узнать, почему вы используете именно такую краску на основе костного клея? — продолжает допрос Йоахим несмотря ни на что.

Тёгер выдыхает сквозь передние зубы, у него какой-то усталый вид.

— Вы прерываете наш разговор, — делает он замечание Йоахиму, при этом авторитарно кладя руку ему на плечо. — Лучше бы вы выпили чашечку кофе вместо этого.

— Прошу простить. Я, безусловно, понимаю, что прервал разговор. — И тут он осознает, что говорит, как пьяный.

Ему на помощь приходит Эллен, кладет ему руку на спину, прижимается к нему и говорит, улыбаясь:

— Тёгер, я прошу прощения за такое нападение. Это все моя вина. Я заметила, что ему наливали больше чем нужно. Йоахим сейчас собирает материал для новой книжки, и я рассказывала ему, что ты можешь помочь с информацией об использовании в живописи краски на основе костного клея. Сожалею, что не познакомила вас должным образом. Возможно, Йоахим был несколько… навязчив, но это без злого умысла.

Эллен улыбается. Йоахим прижимается к ней и чувствует слабый запах мыла. Но к нему примешивается еще какой-то цветочный аромат, может быть, духи. Она что, стала пользоваться духами? Тёгер начинает рассказывать о красках на основе костного клея, делая это только ради Эллен, а не ради Йоахима.

— А как насчет боли? — спрашивает Йоахим, удивляясь самому себе, и внимательно следит за реакцией художника.

— А что насчет боли?

— Почему вы изображаете боль? Страдающих женщин?

— Вы говорите об этом так, словно это я причиняю им боль.

— А разве это не так? — И он снова ждет реакции Саксиля.