Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губы Элинор шевельнулись — она хотела задать вопрос, — но Харт куснул ее за щеку.
— Никаких вопросов. Дай руки.
Она подчинилась, и Харт, быстро обмотав материю вокруг ее торса — под грудью и крест-накрест, — концами «шарфа» связал ее руки и поднял их вверх.
— Начнем с этого. — Он улыбнулся. — Я не сделаю тебе больно. Ты мне веришь?
— Я…
Харт снова укусил ее, на сей раз — в плечо.
— Я спросил, ты веришь мне?
— Да, — шепнула она.
«Подчиниться его воле. Вот чего всегда хотел Харт Маккензи, — думала Элинор. — Требовал, чтобы ему подчинялись, чтобы позволили быть господином. Но не потому, что хотел наказывать или унижать, а ради блага тех, о ком он проявлял заботу. Однако не все это понимали…»
— Да, Харт, верю, — повторила она. Немного помолчав, добавила: — Конечно, верю. Как же иначе?..
Все еще стоя на коленях за ее спиной, Харт снова подтянул ее вверх — так чтобы она уселась на него. Затем обнял ее одной рукой, а второй держал «шарф», которым были перевязаны ее запястья.
Теперь Элинор находилась в полной его власти, и освободиться она могла бы лишь отползя вперед, но Харт крепко удерживал ее связанные руки.
Элинор могла бы запаниковать и начать сопротивляться, если бы не знала, что муж не причинит ей боли. Она ведь прекрасно знала Харта, не раз делила с ним постель и, просыпаясь в его объятиях, видела, как смягчается во сне выражение его лица, — в такие минуты он походил на спящего ребенка.
Страсть и наслаждение. Вот что хотел дать ей Харт Маккензи, а вовсе не страх и боль.
«Подчинись», — сказала себе Элинор и, вздохнув, откинулась назад и расслабилась. В следующее мгновение она почувствовала, как Харт входит в нее. И тотчас же в месте их соединения расцвел бутон истинного наслаждения. Но не было ни напряжения, ни боли. Только Харт.
Элинор застонала.
— Да-да, вот так, — прошептал Харт. — Вот видишь?..
— О, Харт!..
— Ш-ш-ш… тихо. — Он погладил ее по волосам, и она ощутила у себя на шее его губы и соблазнительное щекотание бороды.
Харт ничего не делал с ее связанными руками, только держал за концы полоску ткани, которой обмотал ее запястья, а другой рукой обнимал ее.
Из груди Элинор то и дело вырывались стоны, и Харт, тоже застонав, прошептал:
— Моя милая Эл, как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. Ты прекрасен. О Харт, не смогу это выдержать!..
— Сможешь. — Он лизнул ее в ухо, вновь пощекотав бородой. — Все ты выдержишь, моя прекрасная шотландка. Ты такая же сильная, как твоя прабабка, сбросившая англичанина с крыши.
Элинор невольно рассмеялась, и от смеха по всему ее телу распространились волны блаженства. Выходит, даже шутки Харта вызывали такие замечательные ощущения…
А он вдруг замер, крепко прижимая ее к себе. Через несколько секунд прошептал ей в ухо:
— Эл, хочешь еще?
— Да-да, пожалуйста, Харт, — прохрипела она со стоном.
Он тихо рассмеялся, и его тело снова завибрировало, вызывая у Элинор новые восхитительные ощущения.
Она вдруг почувствовала, что качнулась вперед, но Харт ее не отпустил — он надежно удерживал ее в прежнем положении, не позволяя упасть и отделиться от него.
Их тела уже покрылись испариной, и струйки пота скатывались по груди Элинор, пропитывая материю, которой она была обвязана. Место же их соединения горело огнем.
— Моя Эл, — простонал Харт, — больше никогда не оставляй меня. Ты нужна мне, понимаешь?
Она помотала головой:
— Нет, больше никогда. Я останусь навсегда. Навсегда, Харт.
— Я не отпущу тебя. Ни фении, ни моя проклятая гордость, ни мое прошлое — ничто нас уже не разлучит. Со мной кончено.
Элинор не совсем понимала, что означали его последние слова, но ей нравился тихий рокот его голоса.
— Да, Харт. Хорошо.
— Ты и я, Эл. Только мы с тобой. А весь остальной мир пусть катится к чертям.
— Да, Харт, да.
— Эл, детка, ты такая красивая… — Его шотландское происхождение не оставило камня на камне от английского образования, и теперь он говорил как настоящий горец. — Оставайся со мной навеки.
— Да, конечно. О, Харт, я люблю тебя.
Не заметив, как муж переместил ее, Элинор в какой-то момент вдруг обнаружила, что лежит на животе, вытянув перед собой руки, а Харт — он по-прежнему был в ней — лежал сверху, придавив ее своим весом.
Не в силах выносить эту сладостную пытку, Элинор в то же время не могла сполна ею насладиться. «Харт должен остановиться, — думала она. — Нет-нет, он не должен никогда останавливаться!»
А его движения становились все более энергичными, и в какой-то момент Элинор громко вскрикнула и содрогнулась, чувствуя, как все тело ее наполняется блаженством и радостью. А в следующее мгновение вздрогнул и Харт.
— О, моя Эл, — прохрипел он, целуя ее в ухо. — Моя милая порочная девочка.
Тут он выскользнул из нее и, перевернув ее на спину, распустил узел на ее запястьях.
— Ну, как ты себя чувствуешь? Хорошо?
Элинор кивнула:
— Прекрасно, мой дорогой Харт. Это было… — Она расплылась в улыбке. — Совершенно изумительно.
Харт освободил ее от пут и, бросив «шарф» на покрывало, улегся с ней рядом.
— Спасибо тебе, — прошептал он.
Спасибо?.. Он подарил ей такое удивительное наслаждение — и ее же благодарил?
— Харт, за что?
— За доверие.
Элинор помолчала, потом вдруг спросила:
— Так, значит, это то, чем тебе нравится заниматься? — Она коснулась лежавшей на покрывале полоски ткани.
— Это лишь часть того.
— А есть еще что-то?
От его широкой улыбки по телу Элинор побежали горячие мурашки.
— Эл, есть еще много всего.
— И ты всему этому меня научишь, Харт?
Его глаза блеснули. На мгновение задумавшись, он поцеловал ее в губы.
— Да, научу.
И снова по ее телу пробежали мурашки. Возбуждение нарастало.
— Жду с нетерпением, Харт.
Улыбка его вдруг померкла, и между бровей пролегла морщинка.
— Знаешь, Эл, когда я решил, что потерял тебя… Когда увидел взрыв, и ты исчезла в дыму… — Харт умолк и содрогнулся.
Элинор погладила пальцем его бороду, уже начинавшую ей нравиться, и проговорила:
— Не думай об этом. Все в прошлом. Мы оба выжили. Спасибо Йену.