Однако Элинор в данный момент было не до выборов. И даже Камень Судьбы ее не интересовал. Сейчас она видела только Харта — высокого, мокрого и нагого. Вылезавшего из ванны.

От воды его волосы потемнели, и он пламенел желанием. А его улыбка, казалось, говорила: «Я знаю, Эл, что тебе нравится то, что ты сейчас видишь». Харт хоть и сказал, что мир может обойтись без него, но его самодовольство от этого ничуть не уменьшилось.

Дни беспокойства, страха, надежд и опасений обрушились на Элинор штормовой волной, лишив присутствия духа. Прижав ладонь к губам, она бросилась к мужу, и тот заключил ее в свои мокрые объятия. Ее платье тотчас промокло, но ей было все равно.

— Ведь я думала, что ты умер… — Она всхлипнула. — Я ужасно боялась, что тебя уже нет в живых.

— А мне было плохо без тебя, Эл. Мне было очень плохо без тебя, — прошептал Харт.

Он отнес ее в постель, лег вместе с ней и стал срывать с нее одежду, вырывая пуговицы и крючки вместе с тканью. Элинор пыталась помогать ему — ей хотелось как можно быстрее прижаться своей наготой к его наготе.

С громким криком Харт стремительно вошел в нее — и теперь они без движения лежали, глядя друг другу в лицо. Какое-то время оба молчали, потом Харт прошептал:

— Элинор, я так люблю тебя…

— А я люблю тебя. — Элинор провела рукой по его волосам. — Харт, у меня будет ребенок.

Он вздрогнул.

— Что?..

— Ребенок. Мальчик, я почти уверена. Твой сын.

— Ребенок?..

Она кивнула и тихо сказала:

— Надеюсь, ты не против.

— Против?! — выкрикнул Харт, и его золотистые глаза наполнились слезами. — Эл, с какой стати? Я ведь люблю тебя, люблю…

Сказав это, он радостно рассмеялся. Она крепко обняла его и тоже рассмеялась.

А потом они страстно любили друг друга.

Когда много часов спустя Элинор проснулась, Харт спал рядом с ней. Спал с блаженной улыбкой на губах, обнимая подушку.

Элинор осмотрелась. Ей нравилось все это — тишина комнаты, потрескивание огня в печи и их с мужем уютное гнездышко вдали от всего остального мира. Только Йен Маккензи знал, где они сейчас находились. Но Йен никому об этом не скажет.

«Как долго это продлится? — спрашивала себя Элинор. — И вспомнит ли Харт о своем ночном заявлении, когда вернется домой и когда все узнают, что он жив? Или политические амбиции снова его захватят?»

Нет, она этого не допустит. Амбиции — это, конечно, хорошо, но теперь у него будет собственная семья. И она, Элинор, постарается сделать так, чтобы он об этом никогда не забывал.

Теплое прикосновение к ее животу заставило Элинор вздрогнуть. Это ладонь Харта легла ей на живот. Оказалось, что он уже проснулся и наблюдал за ней какое-то время.

— О чем ты думаешь, Эл?

Она пожала плечами:

— Ну… даже не знаю…

— Не знаешь, плутовка? О чем ты думала?

— О том, чем мы занимались в комнате наверху у миссис Магуайр. Помнишь?

Харт расплылся в улыбке.

— Этого я никогда не забуду. Мне кажется, я все еще вижу тебя в зеркале. То было райское блаженство.

Элинор вспыхнула.

— А может, ты подобными вещами занимался и в доме в Хай-Холборне?

Его улыбка померкла.

— Нет, Эл.

— Тогда чем же?

Харт чуть приподнялся и, не глядя на нее, пробормотал:

— Эл, я не хочу говорить об этом доме и о том, чем там занимался. Тем более сейчас.

— Сейчас ничуть не хуже и не лучше любого другого времени.

— Тогда я был гораздо моложе. Первый раз, когда жил там, я еще не знал тебя, а второй — искал утешения после смерти жены и сына. Но я был тогда другой.

— Ты меня не понял, Харт. Меня не интересует, почему ты занимался этим с другими дамами. Я хочу знать, что ты при этом делал. Что за порочные наклонности тебе приписывают? Я хочу знать.

Тут он посмотрел на нее, и Элинор с удивлением увидела страх в его глазах.

— Эл, я не хочу говорить тебе об этом.

— Но это неотъемлемая часть твоей жизни. Ты необычный мужчина, а я не совсем обычная женщина. И я не хочу жить с тобой, зная, что ты подавляешь свои желания, укрощаешь себя из-за меня и отказываешь себе в чем-то. Поверь, Харт, я не боюсь.

— Я не хочу, чтобы ты боялась. В том-то все и дело.

— Тогда расскажи. Если не расскажешь, я буду рисовать в своем воображении всякие причуды, почерпнутые из сплетен, смешков и эротических книг.

— Элинор, я…

— Это имеет отношение к хлысту или наручникам? По поводу наручников особенно много шуток. Хотя не могу представить, зачем людям приковывать друг друга наручниками.

— Элинор, о чем ты?

— Я не права? — Как же весело снова его дразнить! — Тогда, может быть, тебе лучше рассказать мне — чтобы не переживала по поводу своей невинности?

— Элинор Рамзи, всякий, кто считает тебя невинной, полнейший идиот. — Харт обхватил пальцами ее запястье и добавил: — Это не имеет отношения к боли и оковам, но связано с доверием. С полным доверием. Абсолютным.

Она хотела высвободить руку, но не смогла.

— Я должна подчиниться твоей воле?

Его глаза потемнели.

— Ты должна довериться мне, моим рукам. Должна позволить мне прочитать твои желания, а я дам тебе возможность испытать то, что ты хочешь испытать. И не задавай вопросов. Поверить, что я знаю, что делать. А награда за доверие — высшее наслаждение.

— О!.. — Больше она ничего не смогла произнести.

— И это все, о чем я прошу. — Харт поцеловал ее руку. — Поверь, я не причиню тебе боли, моя единственная цель — доставить тебе удовольствие.

Сердце Элинор забилось быстрее.

— Звучит… заманчиво: — пробормотала она.

Харт стремительно поднялся с постели и, взглянув на жену, спросил:

— Так сможешь? Сможешь довериться мне и не задавать дурацких вопросов?

Элинор кивнула:

— Да. Могла бы попробовать.

— Хм… Попытайся.

Порывшись в своей одежде, лежавшей на полу, Харт нашел «шарф», представлявший собой длинную полоску полотняной ткани, которую он обматывал вокруг шеи, чтобы защитить горло от ветров, дующих на Темзе. Обмотав концы полоски вокруг ладоней, Харт повернулся к Элинор. Она ждала на постели, глядя на мужа с некоторым беспокойством.

Забравшись на кровать, Харт опустился рядом с ней на колени.

— Дай свои руки, Эл.