Спасенный любовью - Дженнифер Эшли

Харт Маккензи.

Говорили, он знал, какое удовольствие хочет получить женщина и как его ей доставить. И действительно, Харту даже не было необходимости спрашивать даму, чего она желает. Конечно, сначала она могла этого и не знать, но очень быстро все понимала — и снова хотела того же.

Он обладал властью, богатством, талантом, умом и способностью воздействовать на людей — как на мужчин, так и на женщин, — поэтому добивался от них того, что ему требовалось, заставляя, однако, верить, что они сами этого хотели.

И Элинор Рамзи прекрасно знала, что это чистейшая правда.

Однажды, неожиданно теплым февральским днем, она стояла в толпе журналистов на Сент-Джеймс-стрит в ожидании выхода великого Харта Маккензи, герцога Килморгана, из своего клуба. В старомодном платье и поношенной шляпке леди Элинор Рамзи выглядела точь-в-точь как и любая другая дама-писака; и она казалась такой же жадной до скандальных историй, как и все остальные. Но в то время как другие искали эксклюзивный материал из жизни знаменитого шотландского герцога, Элинор пришла сюда с надеждой на жизненные перемены.

При появлении высокой фигуры — герцог был в черном сюртуке на широких плечах и в килте из шотландки на бедрах — репортеры насторожились. Харт Маккензи неизменно носил килт, как бы напоминая всем и каждому, что он перво-наперво шотландец.

— Ваша светлость! — раздались крики журналистов. — Ваша светлость!

Море мужчин хлынуло вперед, оттеснив Элинор назад. Но она, не растерявшись, начала проталкиваться сквозь толпу, энергично орудуя зонтиком, чтобы расчистить себе путь.

— О, прошу прощения, — извинилась она, оттолкнув в сторону какого-то мужчину, попытавшегося ткнуть ее локтем в бок.

А Харт не смотрел ни налево, ни направо — надел шляпу и шагнул к своему открытому ландо. Он как никто другой умел не замечать того, чего не хотел видеть.

— Ваша светлость! — закричала Элинор, сложив руки рупором. — Харт!

Он остановился и повернулся на ее крик. Взгляды их встретились, и в тот же миг Элинор почувствовала, что у нее подогнулись колени. Она в последний раз видела Харта в поезде, почти год назад. Его теплая ладонь лежала у нее на плече, и он проследовал за ней до ее купе и заставил принять деньги. И еще он сунул ей за корсаж платья свою визитную карточку — она до сих пор помнила прикосновение его горячих пальцев.

Харт сказал что-то одному из своих телохранителей, ожидавших его у кареты. Парень кивнул и, повернувшись, направился к Элинор, расчищая себе путь в толпе обезумевших журналистов.

— Сюда, пожалуйста, ваша милость, — сказал он Элинор.

Она молча последовала за охранником. А Харт пристально наблюдал за ее приближением. Когда же она наконец подошла к ландо, он подхватил ее под локти и, с легкостью подняв, усадил на сиденье.

От его прикосновения у Элинор перехватило дыхание. Усевшись, она изо всех сил старалась унять гулкий стук сердца. Харт последовал за ней, но, слава Богу, занял место напротив. Она бы никогда не смогла сделать ему свое предложение, если бы он сидел слишком близко от нее, отвлекая жаром мускулистого тела.

Слуга захлопнул дверцу, и Элинор схватилась за шляпку, когда ландо дернулось и покатило по мостовой. Господа из прессы недовольно зашумели, увидев, что добыча уходит. Коляска же катилась по Сент-Джеймс-стрит в сторону Мейфэра.

Элинор обернулась и тут же с усмешкой заметила:

— Сегодня ты ужасно огорчил Флит-стрит.

— Черт с ней, с Флит-стрит, — пробурчал Харт. — И вообще, что с ними со всеми?

Элинор внимательно взглянула на герцога. Золотистые крапинки в его светло-карих глазах делали его похожим на орла, а рыжеватый отлив волос явно указывал на шотландское происхождение. Сейчас он подстриг волосы покороче, и это придавало его лицу некоторую угловатость. Однако Элинор прекрасно знала, как это лицо смягчалось во сне.

Харт положил одну руку на спинку сиденья, а его огромные ноги занимали в коляске почти все пространство. Подол килта чуть приподнялся, явив взору его колени, загорелые от верховой езды, рыбной ловли и долгих пеших прогулок — то есть всего того, чем он занимался в своем шотландском поместье.

Элинор раскрыла зонтик, притворяясь, что вполне комфортно себя чувствует рядом с мужчиной, с которым когда-то была помолвлена.

— Прости, что обратилась к тебе на улице, — сказала она. — Я приходила к тебе домой, но ты сменил мажордома. Он не знал меня и никак не отреагировал на ту карточку, что ты дал мне. Очевидно, дамы взяли за привычку, осаждать твой дом с претензиями, и он принял меня за одну из них. Не могу его винить. Наверное, он решил, что я эту карточку где-то стащила. Ты ведь всегда был избалован дамским вниманием, не так ли?

Харт нахмурился и проговорил:

— Я поговорю с ним.

— Только не кричи на беднягу чрезмерно. Откуда ему было знать, кто я такая? Думаю, что ты ничего ему не рассказывал… Знаешь, я проделала весь этот длинный путь от Абердина, чтобы поговорить с тобой. Это и впрямь очень важно. Я заходила к Изабелле, но ее не было дома. А дело не терпит отлагательств. Мне удалось узнать у твоего слуги, что ты в клубе. Но милый Франклин слишком боится мажордома, поэтому не позволил мне подождать в доме. Вот я и решила потолкаться в толпе репортеров и подождать, когда ты выйдешь. Было так забавно прикинуться одной из них!.. — Она всплеснула руками в жесте беспомощности, так хорошо знакомом Харту (жест этот сулил неприятности любому мужчине, поверившему в беспомощность Элинор).

Леди Элинор Рамзи… Женщина, на которой он когда-то чуть не женился.

Ее синее саржевое платье давно вышло из моды, у зонтика была сломана одна спица, а шляпка с выгоревшими цветами съехала набок. И даже вуаль не могла скрыть дельфийской голубизны ее глаз и милой россыпи веснушек, сливавшихся вместе, когда она морщила носик при улыбке.

Элинор была несколько высоковата для женщины, но имела роскошные формы. В возрасте двадцати лет, когда он впервые увидел ее, порхающую по бальному залу, она была поразительно красивой, а ее голос и смех звучали как музыка. Она и сейчас была красивой — возможно, даже более красивой, чем прежде, и Харт не мог ею не любоваться.

— О каком важном деле ты хотела со мной поговорить? — спросил он, стараясь казаться равнодушным.

Элинор поморщилась и пробурчала:

— Ох, знаешь, я не могу сказать тебе об этом здесь, в открытом экипаже, ползущем по Мейфэру. Подожди, пока не войдем в дом…

При мысли о том, что Элинор войдет с ним в дом, у Харта перехватило дыхание. Господи, как же он этого хотел.

— Ты же можешь уделить мне несколько минут, правда? — продолжала она. — Считай это наградой мне за труды — ведь я спасла тебя от навязчивых журналистов. А то, что мне открылось… О, это граничит с катастрофой! Поэтому я решила тотчас примчаться к тебе, чтобы рассказать лично, а не писать.