— Проверяла? — догадался Дан, и Ора не удержала всхлип.

— Прости…

Он привлек ее к себе, зарылся лицом в волосы.

— Имеешь право. После того что пережила…

Ора мелко затрясла головой, чтобы не спугнуть его легкие поцелуи, и сама обхватила его за пояс.

— Не имею, — пробормотала она. — Ты не давал повода. Нельзя всех стричь под одну гребенку…

— Тебе можно все, что угодно, — чуть сдавленно отозвался Дан, и Ора почувствовала, что он улыбается. И вдруг невыносимо захотела увидеть его улыбку. Так, что отпрянула, задрала подбородок… и тут же забылась в сладких, будто бы краденых поцелуях. Дан словно пытался доказать, что ему нужно вовсе не ее способность, а она сама, а Ора отвечала, как могла, стараясь избавиться от чувства вины и заслужить искреннее прощение. И, кажется, из-за этого они оба совершенно потеряли головы…

— Летом ярмарка будет, я любое украшение тебе куплю, какое только захочешь… — кое-как вымолвил Дан, глядя на ее будоражаще выразительными глазами, но Ора только спрятала лицо у него на плече и крепче сомкнула руки.

— Не надо. Мне нужен только ты…

Ана поглядывала на Хедина тайком, делая вид, что занята проверкой работ, но даже так не могла скрыть прорывающееся наружу восхищение. Несмотря на чрезвычайную загруженность на службе — а Хедин не только натаскивал дружину в военном деле, но и помогал отцу с последними приготовлениями к походу, — он все-таки нашел время, чтобы сдержать слово и провести в школе урок по боевому мастерству. Сейчас он рассказывал ребятам правила безопасности, а затем собирался сразиться с каждым на мечах и дать любому сделать по паре выстрелов из собственного лука.

Глаза у мальчишек горели обожанием, пожалуй, не меньшим, чем у Аны. Впрочем, и девочки смотрели на сегодняшнего учителя, будто кошки на сметану, и Ана невольно сжала висевший на шее Дар Солнца.

Хедин подарил ей его в тот же самый день, когда они открыли друг другу истинные чувства. Вечером утащил ее к реке, где они впервые поцеловались, и без тени улыбки вложил в руку уговорочный кулон. Да еще и пальцы ее зажал в кулак, и Ана прежде недоуменно посмотрела на новоиспеченного жениха, и только потом перевела взгляд на его подарок.

— Ладошка! — изумленно воскликнула она, увидев знакомую форму, только этот самоцвет был не темно-желтым, а словно бы голубоватым, лишь с узнаваемыми солнечными переливами на изломах. Ана и не подозревала, что такие бывают. И что… у Хедина окажется подобная вещица. Значит, не спонтанно предложение делал? Давно раздумывал, да все чего-то тянул? А когда наконец решился… Ох, даже вспоминать не хотелось! — Но как?

Хедин повел плечами.

— Такие камни на самом юге водятся, — зачем-то объяснил он. — Там и мастер есть. Не могу же я позволить своей невесте щеголять в какой-нибудь убогости.

Ана подняла было брови, неприятно задетая этим самодовольством, но гревший руку Дар Солнца говорил вовсе не о нем, а о желании Хедина угодить одной-единственной девушке, которая однажды не пожалела для него своего самоцвета. Ана заметила «ладошку» на груди Хедина, когда он снимал мокрую рубаху, и сомлела от мысли о том, что он не расстается с ее подарком. Пусть даже тогда подумалось, что Хедин использует его лишь как защиту от старого страха, теперь-то Ана понимала, для чего ему на самом деле «ладошка». И многие его слова, так злившие Ану своим нахальством, неожиданно открылись совсем с другой стороны.

Кажется, Хедин просто безумно стеснялся собственной нежности по отношению к Ане и стойкого желания сделать для нее что-то особенное, а потому дерзил и прикрывался развязностью. Памятуя о ее остром языке, вряд ли его можно было за это осуждать.

— И не спросишь, почему я отказала месяц назад? — с замиранием сердца поинтересовалась она. Более чем уместная колкость в свете ее нынешних признаний, а оправдания у Аны не так чтобы весомые. Опять она все портит!

— Потому что я был трусом, — глядя ей в глаза, твердо ответил Хедин. — А у тебя должен быть безупречный муж.

Кажется, в тот момент Ана отбросила последние сомнения. Безупречный!.. Ох, ну надо же!..

— У меня должен быть ты, — столь же серьезно ответила она, давая понять, как важна для нее его искренность и как ценит она его настоящего. — Больше мне ничего не надо.

Как же ей нравились его поцелуи! Словно боги одаривали благодатью всякий раз, когда губы Хедина касались ее губ, и она таяла от их мягкости, загоралась от их жара, ликовала от того, что все так хорошо — гораздо лучше, чем она представляла в наивных девичьих мечтах, — и что Хедину хотелось ее целовать. Снова и снова, будто забыв, что они лишь мгновение назад оторвались друг от друга, словно он никак не мог насытиться Аной и до сих пор не верил, что имеет на нее право.

Последнее удивляло Ану больше всего, потому что она отдавала ему всю себя без остатка, не в силах устоять перед его обаянием и не боясь показаться нелепой или навязчивой. И Хедин не подводил, принимая ее с вдохновляющим восторгом и даря гораздо больше, чем Ана могла желать, однако иногда вдруг на несколько мгновений менялся в лице, уходил в себя, изумляя Ану до крайности, но туг же встряхивал головой и принимался шутить, уводя разговор от этой темы. Ана пыталась распытать его, но куда там? Хедин весьма мастерски делал вид, что не понимает, о чем речь, и топил все Анины возражения в поцелуях самым нечестным, но безумно приятным образом.

Она дала себе слово выяснить, в чем проблема, но покуда в этом не преуспела. И оставалось только надеяться, что та действительно не стоит выеденного яйца. Вот только у Аны было стойкое ощущение, что все гораздо серьезнее, а Хедин, как всегда, пытается преодолеть неприятности в одиночку. В последний раз это закончилось тем, что он едва не навернулся со скалы в море. Тогда Ана успела вовремя. Успеет ли сейчас?

Она сама не заметила, как отвлеклась от проверки заданий и принялась задумчиво выводить пером плавные линии на чистом листке. Одернула себя, уже только когда Хедин на торжественной ноте завершил свой рассказ и предложил ребятам выйти на улицу для «закрепления пройденного материала». Тогда-то и увидела знакомые черты в нечаянном рисунке — котором по счету? Ана смогла бы набросать его портрет с закрытыми глазами: она наизусть знала прищур голубых глаз, беспорядок густых волос, изгиб любимых губ, каждую смешливую или сердитую морщинку. Но раз уж сегодня у нее выдалась свободная минутка…

Ана придвинула листок ближе и принялась сосредоточенно доводить портрет до ума. Пара штрихов здесь, несколько там — и вот уже Хедин был не один. Он с силой обнимал остриженную девчонку, жарко целуя ее и стараясь защитить от всех неприятностей.

Так ли они выглядели вдвоем в хантесвильском лесу, Ана не знала, но какое, по сути, это имело значение? Она хотела передать те чувства, что испытывала в тот момент, и осталась довольна работой. Рисунок словно дышал благодарностью, надеждой, радостью и самой светлой любовью, которой Ана тогда впервые позволила одержать верх над разумом. И, пожалуй, коса была несоизмеримо малой платой за последующий подарок Создателей.