– Помнишь, когда там пришел к матросам-анархистам большевик и заявил, что дескать, он является представителем вышестоящего штаба, а матросик поставил перед ним табурет и говорит, мол, залазь на табурет и тогда будешь – вышестоящий! Понял, майор? – чеканил слова Хантер, не смотря на «вышестоящего».

Цивильный с «окурком» на плече довольно хмыкнул при упоминании о «Даурии», потом профессиональным жестом вытянул откуда-то блокнотик и карандаш, что-то записывая. Но старший инструктор-тыловик никак не мог успокоиться.

– Ты что же думаешь, – заорал он в запале, – мол, десантура, это уже все, Бога за бороду ухватил?

– Не поминай всуе, майор! – Хантер нехорошо оскалился в ответ.

– Да знаешь ли ты, старлей! – снова заверещал политотдельский. – Я службу начинал в Чехословакии, я уже в шестьдесят восьмом солдатом воевал, когда ты еще в школу ходить начинал! – перешел он на личности.

– Как там чешское пиво было? – нашелся Александр. – Не горчило?

– Да что ты понимаешь, мальчишка?! – аж взвился майор. – Что ты в жизни видел? Я сам спортсмен, офицерскую службу начинал на должности замполита спортроты Киевского округа!

– Ну и дела! Спортсменов-профи я уже сегодня в деле видел! – вновь недобро ощерился замполит парашютно-десантной роты. – Коренастые ребята, что и говорить! Только в штанишки писают, когда страшно им бывает!

Чернявый снова захохотал. Гольцов, судя по всему, уже был не рад, что связался с таким неподатливым человеческим материалом.

– Не думай, Петренко, что я тебя не достану! – грозился он. – У меня длинные руки и большие возможности!

– Слышь, пан Спортсмен! – вплотную приблизился к майору Петренко. – Шел бы ты куда-нибудь на стадион, или в спортзал, или куда-то еще – попить своего любимого чешского пивка, хорошо? Здесь вскорости солнце запрячется, и будешь ты в чешских туфельках под духовским огнем со своим «окурком» исполнять различные спортивные упражнения, а басмачи тебе – баллы выставлять!

Не тратя больше времени на пустую и все более раздражающую болтологию, Александр развернулся и пошел к родному Шаману. Зайдя за корпус бронированной машины, устало рухнул на ящик. Вдруг возле него возник чернявый цивильный, теперь уже без Гольцова.

– Александр Николаевич! Разрешите примоститься? – незнакомец выказал осведомленность.

Выглядел он приветливо, вел себя не нахально, но Хантера раздражал сам факт присутствия чужого человека на своей территории.

– Ты чего ко мне докопался? Ты кто такой? – резко спросил он незнакомца. – Что вы все от меня хотите?!

– Я – собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда», аккредитованный в Республике Афганистан, – спокойно сообщил чернявый и, вытянув пачку сигарет «Стюардесса», угостил собеседника.

Хантер нагло взял три сигареты, одну закурил, две демонстративно заложил за «уши» форменного кепи.

– А величать тебя, вероятно, Михаил Шубин? – спросил старший лейтенант, выдыхая дымом едва не в лицо визави.

– Приятно, что ты читаешь «Комсомолку» и следишь за моими публикациями! – улыбнулся в усы журналист, переходя на «ты». – Да, я действительно Михаил Шубин!

– Что ж, приятно познакомиться! – Хантер протянул руку. – Замполит четвертой парашютно-десантной роты старший лейтенант Петренко, на данный момент – временно исполняющий обязанности командира роты.

Александр Петренко действительно любил читать «Комсомолку», давно выделив среди обычного журналистского бреда толковые и профессиональные статьи Шубина, написанные в воюющем Афганистане. По стилю изложения было заметно – человек разбирается в том, о чем пишет, и ему действительно близки и понятны люди, с которыми приходится общаться. Все это побуждало Петренко быть с журналистом более мягким и приветливым.

– Что ты хочешь услышать от меня, Михаил? – сквозь табачный дым спросил Александр, немного успокаиваясь. – Чего тот майор на меня набросился?

– Это я виноват: чересчур понадеялся на этого Гольцова, – улыбнулся журналист, размещаясь удобнее на ящике. – Майор мне семь коробов наобещал, дескать, мы того Петренко вмиг вычислим, он тебе всё-всё расскажет!

– Вот чудак на букву «м», прости Господи! – отмахнулся старлей от упоминания о майоре. – А тебе лично – что из-под меня требуется?

– Имею определенную информацию… – хитро промолвил Михаил. – О твоем непосредственном участии в ночных событиях…

– Ты про бой, который здесь, на СТО, имел место быть? – начал валять дурака Александр. – Так здесь ничего особого не произошло… Обычное боестолкновение… Потери…

– Я не про СТО, – терпеливо объяснил Шубин. – А про твою, совместную со спецназом и капитаном Аврамовым, боевую работу спрашиваю.

– Так спрашивай у Аврамова, – безразлично ответил старший лейтенант промеж затяжек.

– Ты же знаешь, – спокойно сообщил собеседник, – сейчас это невозможно.

– Поэтому, Михаил, давай договоримся следующим образом, – жестко давил десантник. – До выздоровления капитана Аврамова эту тему не озвучивать, хорошо? Проводятся служебные и партийные расследования, из непонятных соображений, поэтому любые разговоры по этому поводу считаю нецелесообразными!

– Ты имеешь в виду майорский доклад на ЦБУ, Хантер? – хитро вопросил журналист.

– Ну у тебя и связи! – пришел в замешательство замполит роты, выпустив бычок изо рта. – И откуда все знаешь?

– Я здесь, в Афгане, уже третий год, – без апломба сообщил Михаил. – Имею связи, как ты говоришь, во всех штабах.

– Какие связи задействованы на этот раз? – поинтересовался старлей.

– На этот раз я прослушал записи твоего с Аврамовым эфира, записанный осназовцами на диктофон для доклада начальству о многочисленных нарушениях вами принципов скрытого управления войсками, а также – правил радиообмена, – объяснил свою осведомленность вездесущий журналист. – Даже твое закодированное в украинском языке (с применением западно-украинского диалекта) сообщение Зверобою слышал. Равно, как и твои матюги в адрес артиллерии, и крик твоего радиста, мол, тебя будто бы убили – все-все слышал!

– Слушай, Мишель! – промолвил Петренко, почесывая затылок в тревожной задумчивости. – Сейчас я нахожусь не в том состоянии, чтобы можно было рот раскрывать. Давай так договоримся – как только выздоровеет Бугай, приезжайте вдвоем, и я дам любое интервью, а сейчас – извиняй, не могу! Лучше спроси у командиров взводов, или бойцов о вчерашнем прохождении армейской колонны возле Темаче, или про ночной бой здесь, на СТО…

– Понимаю, что я не вовремя к тебе обратился, – привстал журналист. По насупленному лицу было заметно, что он расстроен, и, скорее всего, даже где-то в глубине души, оскорблен, но вида не подал. – Извини, что побеспокоил… – он протянул руку.

– Ничего страшного, – держась с силой за руку журналиста, помогая себе встать, ответил старлей. – Я понимаю, что ты старался раскопать по возможности больше жареных фактов, но – не тут-то было?