В другой части статьи говорилось о его фривольном стиле жизни, любви к парусному спорту и пристрастии к моделям-брюнеткам. Подробно описывалась его шикарная квартира за пять миллионов долларов в Карлсбаде, в тридцати пяти милях к северу от Сан-Диего, одном из самых дорогих мест для проживания в Соединенных Штатах. Ее сын прочитал о трех парусных шлюпках Трея, его многочисленных машинах, видел его фотографии в окружении целой стаи красивых женщин. Она обнаружила этот журнал в то время, когда благодаря прибыли их кафе они могли позволить себе повысить уровень жизни, но Уилл не мог не сравнивать богатство своего отца с долгими годами борьбы матери за финансовое выживание. Часто, просыпаясь по ночам, он заставал ее за столом в кухне, озабоченно склонившейся над бухгалтерскими документами. Текущие расходы на лекарства для бабушки, ремонт автомобиля, затраты на новую крышу для дома и обновления в помещении кафе не оставляли денег на покупку велосипеда под Рождество и поездок в Диснейленд.

И еще Кэти была уверена, что мимо Уилла не прошло, что Трей отдавал предпочтение высоким женщинам. Ее материнское сердце сжалось. Как мог Уилл не чувствовать обиду на отца, который предпочитал разных «конфеток», столь контрастировавших с его мамой, и который зарабатывал миллионы, в то время как она тяжело вкалывала, чтобы свести концы с концами?

Интересно, думала она, внимательно ли Уилл читал остальную часть этой статьи, где Трей изображался человеком очень контрастным. На спортивной площадке его отличали хладнокровие, полный самоконтроль и образцовое поведение, достойное подражания. «Но вне поля, — писал репортер, — своими выходками он мог бы поспорить с самым вздорным животным на вашей ферме». Однако далее журналист продолжал, что благодаря внимательному наблюдению за Треем Доном Холлом у него сложилось впечатление, что квотербек Сан-Диего устал от своей известности, богатства и женщин, но только не от самой игры. «На футбольном поле вы видите личность. Вне его вы видите внешнюю сторону этой личности, маску. Как будто он позирует для обложки гламурного, кричащего глянцевого журнала — Вот оно, ребята, каково быть таким, как я! — но снимок этот так же ретуширует его настоящий портрет, как пользующаяся макияжем женщина меняет свое лицо. Просто удивительно, как достоверно костюмы от Армани, туфли от Берлути и усеянный бриллиантами «ролекс» определяют образ человека, живущего полной и счастливой жизнью».

Кэти хорошо помнила слова Джона: «Он никогда не узнает, чего не хватает в его жизни, пока у него не появится все остальное…»

Она сунула журнал обратно на место и никогда не упоминала о нем. Потом она уже жалела, что упустила шанс, который мог бы подтолкнуть Уилла разоткровенничаться по поводу отношения к отцу. Больше удобного момента пробить упорное молчание сына на тему Трея Дона Холла не представилось.

Стюардесса в последний раз прошла по центральному проходу, чтобы собрать мусор. Она была молода и красива и улыбнулась Уиллу особой улыбкой. Поворачиваясь с мучительной болью, чтобы проверить, пристегнут ли у сына ремень безопасности, Кэти заметила изумленную усмешку Рона Тернера. Такая перемена в нем была хорошим знаком хотя бы для разнообразия, поскольку тренер Тернер почти не улыбался с тех пор, как его команда выиграла чемпионат штата. Он воспринял смерть дочери следующей осенью очень тяжело, а через несколько лет от болезни сердца, с которой она сражалась долгие годы, скончалась и его жена. От этого начала страдать его тренерская работа, и после ряда неудачно закончившихся сезонов он был вынужден уйти на пенсию, чтобы его просто не уволили. Потеря источника доходов была для него не проблемой, но чувство личного краха и разочарование в жизни нашли отражение в его мрачной манере поведения, хмуром выражении лица и безжизненной осанке. Эта поездка в Новый Орлеан, чтобы отпраздновать посвящение в духовный сан его любимого игрока, могла стать как раз тем толчком, который был необходим тренеру, чтобы перезапустить свой внутренний двигатель.

Когда они вышли из самолета, Джон ждал их в зале прилета. Его высокую фигуру было легко заметить в толпе встречающих, и сердце Кэти остановилось, когда она впервые увидела его одетым в черный сюртук со стоячим воротником, характерный для людей его профессии.

— Боже мой, — благоговейным голосом прошептала Мейбл.

Нагруженные своими чемоданами, они остановились в нескольких шагах от него, смущенные этой строгой красотой священника.

— Мы уж и не знаем, обнимать нам тебя или преклонять перед тобой колени, — поддразнивая его, усмехнулась Кэти.

Джон еще больше расплылся в улыбке. Его темно-карие глаза излучали теплый свет.

— Объятия принимаются. Добро пожаловать в Новый Орлеан! — Они с Кэти обнялись, молча задержавшись в этом положении на одно исключительное и очень личное мгновение, после чего Джон обнял Эмму и Мейбл и пожал руку Рону и отцу Ричарду, которого он попросил «облачить» его во время церемонии посвящения. Уилл стоял позади всей этой группы и молчал, ожидая своей очереди; он выглядел очень робким и настороженным, как будто Джон вдруг стал для него незнакомцем.

— Привет, Уилл, — сказал Джон на октаву тише, чем говорил со всеми остальными.

Уилл, казалось, не замечал протянутую ему руку.

— Как мне к вам обращаться? — спросил он, бросив нерешительный взгляд на маму.

— Так же, как ты делал это всегда, — Джон.

— Не «отец»?

— Только если ты сам этого захочешь. И только после моего посвящения в сан.

— Отец. Я хочу называть вас «отец», — сказал Уилл изменившимся голосом и без лишних слов бросился в объятия Джона.

Католическая церковь Святейшего имени Иисуса представляла собой грандиозное здание в неоготическом стиле, возведенное в 1918 году по образцу Кентерберийского собора в графстве Кент, Англия. Кэти подумала, что алтарь в храме — одно из наиболее впечатляющих сооружений, какие ей приходилось видеть в жизни; но тут же про себя усмехнулась, потому что ее мнение казалось не слишком убедительным, ибо принадлежало человеку, который практически не выезжал из Керси, штат Техас, после того как ему исполнилось одиннадцать лет. Тем не менее даже самый искушенный путешественник наверняка бы оценил изысканное строение из белоснежного мрамора. Джон рассказывал ей, что камень был выбран первым благотворителем этой церкви и должен был олицетворять сахар в честь семейной сахарной плантации, доставшейся ему по наследству. Находясь посреди красно-золотого великолепия, Кэти могла только представить, что думает отец Ричард, сравнивая этот собор со своей скромной церковью в Керси. С поручня алтаря свисала белая стола[17], которую он чуть позже должен будет возложить на плечи Джона.

Она услышала позади себя нарастающий шум голосов, свидетельствовавший о том уважении, которым пользовался Джон. Голоса эти принадлежали его профессорам и друзьям по университету Лойола, преподавателям и новобранцам, представителям духовенства, прихожанам, его студентам и их родителям. Здесь рядом с бездомными сидели обитатели шикарного жилья, давно не мывшиеся делили одну скамью со свежевыбритыми. Сюда придут все, сказал ей его духовный наставник во время небольшой вечеринки, устроенной в честь Джона. Джон соприкоснулся с судьбами многих людей, идущими самыми разными жизненными путями. Люди его любили.