Но именно она, Анюта, нужна Роальду отныне и всегда. И эту ее незаменимость как раз сейчас требуется железно подтвердить, жирно и ярко подчеркнуть, чтобы потом Роальд не сумел неожиданно взбрыкнуть и вывернуться из Аниных рук. Он должен стать несчастным и не слишком необходимым предметом домашнего обихода. И он им станет. Алик должен уразуметь, что только при Анюте он хоть что-то значит, а без нее — ничто. И он это поймет. Разберется, что именно она, и никто больше, — его капитальное вложение.

Аня понимала, как хорошо служить поддержкои и опорой тем, кого любишь. Она была в ответе за тех, кого содержала. Но неплохо, если бы и тебя время от времени поддерживал кто-то. Впрочем, это чересчур большая роскошь. Каждый дает лишь то, что у него есть. А все мужчины, которых она знала, имели не больше того, что требовалось им самим.

Она напрочь перестала интересоваться мнениями и мыслями мужа. Он стал ей абсолютно неинтересен.

Но Аня не догадывалась о другом, быть может, самом главном. Роальд стремился к тому положению, какого собиралась добиться Аня. Ей и стараться особо нечего. Он ждал, когда, наконец, его навсегда освободят от тягостного добывания денег для семьи. Жаждал свободной жизни, которую готов был радостно посвятить себе. Он мечтал поменяться с Аней ролями. Поэтому никакой битвы за смену приоритетов и лидеров в семье не намечалось. Все совершилось легко и безболезненно, как бархатная революция. Да, все-таки их брак вполне можно было назвать близким к расчетному. Очень близким. Выгодная связь…

В глубине души он ликовал. Сесть на шею жены — предел его мечтаний. Вот этого Аня по своей неопытности и наивности не учитывала. Она до сих пор плоховато знала мужа. Раньше он отлично умел скрывать свои желания под маской.

Но в семье никакие маски не проходят, их приходится сбрасывать поневоле. И они оба поняли свои ошибки…

Почему судьба заставила их встретиться второй раз? Зачем? И даже как-то позаботилась о них, наладила жизнь, правда взвалив основную тяжесть ноши лишь на одни плечи.

— Где-то я вычитал забавную мысль: среди людей есть головы, руки, ноги, мускулы, спины… — сказал ей как-то Роальд. — Я кто, как думаешь? А вот ты явно плечо.

Но быть плечом ей быстро надоело.

Он слушался Аню, подчинялся и вообще казался покорным, как жертвенный барашек перед закланием. Сначала она им забавлялась. Но это время быстро прошло… Едва он запил.

Его отчаяния Аня не понимала. Да Алик и не делился с ней сокровенным…

Тогда она жестко разделила бюджет" семьи на свой с детьми и Роальда и стала выдавать ему деньги только под строгую письменную отчетность. Он унижался еще сильнее, заискивающе докладывал, что нужно обязательно купить, сочинял докладные о покупках и ценах, но продолжал терпеть. Деваться ему было некуда. Но какая это семья, если два кошелька?!

Правда, их отношения уже нельзя было назвать семейными. Брак по расчету оказался весьма сомнительным, поскольку первоначальные расчеты вдруг с треском провалились, оказавшись на поверку весьма приблизительными и неточными. Вероятность ошибки в таких случаях слишком высока.

Семьи бывают разные, пыталась уговорить себя и внушить себе эту мысль Аня. И сама себя тот час опровергала с горечью: «Да нет, семьи все одинаковые… Точнее, созданные и задуманные по одному и тому же принципу» по одной схеме, где во главе угла муж, где есть дети и так далее… И я сама отлично все понимаю, но не хочу признаться». Жалость и сострадание хороши и приятны на расстоянии, желательно на далеком. Вблизи любая болезнь отвратительна, выглядит отталкивающе и не вызывает стремления остаться рядом с ней.

Анюта словно постоянно спорила сама с собой, хотя прежде ей была совершенно несвойственна потребность исповедоваться таким образом.

Болезнь… Да, Роальд стал бравировать запоями и непрерывно о них говорить как о тяжелой болезни.

— Я болен, — часто оскорбленно отзывался он в ответ на просьбу что-либо сделать в доме.

— Об этом знает любая бродячая собака! — наконец не сдержалась Аня. — И тут гордиться нечем! Не понимаешь? Люди свои пороки и болезни скрывают, в отличие от тебя.

— Держи свое мнение при себе! — рявкнул Роальд. — Оно меня абсолютно не волнует!

— В последнее время с тобой стало трудно разговаривать! — заметила Анюта. — Ты становишься непереносим! И не из-за болезни, которую лелеешь и которой бравируешь. Ты просто позволяешь себе распускаться до предела. Тебе это нравится, и тебя это устраивает. Хороший жизненный принцип!

Она пыталась его лечить, но без его согласия это было невозможно. Ему оказалось трудно, почти невозможно помочь. Потому что человек должен принимать помощь, а он ее от себя отталкивал. Алик просто нуждался в своей болезни, жить без нее не мог. Это парадокс, но факт. У Роальда оказался тот к самый случай: ему требовалось все время чувствовать себя больным.

А что здесь такого? На редкость удобно. Окружающие вынуждены проявлять сочувствие, всегда можно вполне оправданно и законно сыграть на жалости. Можно легко оправдать свое ничегонеделание… В общем, сразу появляется масса чрезвычайно удобных поводов для жизнеустройства бездельника, и с этими зацепками расставаться жаль. Поэтому нет смысла выздоравливать и лечиться. Наоборот, болезнь нужно холить и лелеять, всячески ее поддерживать, избегать улучшений. И продолжать неплохо существовать за ее счет. Люди Часто чувствуют себя виноватыми по отношению к больному, чем эти хитрые больные порой изворотливо и ловко пользуются. Им невыгодно выздоравливать.

Роальд уже почти не работал. В Институте психологии умные и тактичные психологи осторожно упоминали о недуге Суровцева, что было ему на руку. Особенно усердствовал по этому поводу некий Эдуард Викторович, заведующий лабораторией, где трудился Роальд. Этот добрейший начальник, с которым Аня вынужденно познакомилась без конца уверял ее, что она не права и ведет себя неправильно по отношению к больному. Учил ее, как жить, и рассказывал, что сам тоже не сумел найти общего языка с пасынком, как ни старался.

— Вы же понимаете, Анечка, — говорил он, — психологи тоже люди. И самые обычные.

Роальд абсолютно ничего не желал делать. Только болеть, то есть пить. Это стало смыслом его жизни. Отличная жизненная позиция, продуманная во всех отношениях. Он часто думал о Кате и открывал новую бутылку водки, стоявшую на столе Почему он решил, будто Катю можно кем-то заме нить?.. Зачем устроил из своей жизни мелодраматический сериал, столь любимый народом?..

Роальд шарил в карманах в поисках денег н. водку. Пусто… Значит, снова придется клянчить Анюты…

«Дрянной характер, — думала Аня. — Роальл надо мной измывается…» У нее опускались руки.

Но круг замкнулся. Аня сама очень хотела его замкнуть раз и навсегда. Только разве она собиралась принести свою юную жизнь и жизнь двоих детей к жертвенному алтарю ее нового возлюбленного?..

Этот великовозрастный мальчик не выучился до сих пор ходить своими ногами. И Аня боялась что не научится никогда. Больной человек всегда ожесточен и не может быть настроен благодушно, объясняла она себе. Не помогали ее объяснения…