- И что же это такое?

- Пока непонятно. Буду думать, искать похожие изображения.

- О! Чуть не забыл. На обороте силуяновского чертежа была надпись, которую Хованин на свой план не перенес, очевидно, не счел ее заслуживающей внимания. Вот, прочитай, - он протянул Еве блокнот.

Надпись заставила ее задуматься.

- Ангел имел ключ от бездны! - медленно произнесла она. - А у Хованина в тексте упоминается ключ от лабиринта.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Пока не все понятно, - вздохнула Ева.

Она смотрела, как Славка поглощает отбивную с хлебом, запивая гигантский бутерброд горячим чаем.

- Не стоит так наедаться на ночь!

- Кто тебе сказал, что я собираюсь ложиться спать? - с полным ртом возразил сыщик. - Поем, переоденусь и двину в «Гюльсару», ночной клуб со стриптизом и танцем живота. Хочешь со мной?

Ева сделала отрицательный жест.

- А что ты забыл в этом клубе?

- Там раньше постоянно проводил время Владимир Корнеев. Вдруг мне повезет, и я его застану?

- Не застанешь. Предвидение!

Смирнов не стал спорить.

- Тогда поговорю с завсегдатаями, персоналом, танцовщицами. Авось кто-то что-то видел, слышал. Младший Корнеев - фигура заметная, наверняка его персона является предметом обсуждения и сплетен. Слухами земля полнится.

Он съел вторую порцию салата, принял душ, оделся соответственно случаю и поехал в «Гюльсару».

Ева вернулась к своим книгам. Перевернутый полумесяц не давал ей покоя. Она листала альбомы, просматривала иллюстрации, справочные издания. Внутренний голос подсказывал - не то, не то. Наконец ей попалась интересная картинка. Что, если…

- Никакой это не полумесяц! - воскликнула Ева. - Совсем другая штука!

Она хихикнула, вспоминая слова Смирнова. Он был чертовски прав!

Ева встала с кресла, потянулась, подошла к окну. За стеклами стояла густая тьма, звезды и луна прятались за облаками. Шумел ветер.

Ева взглянула на часы, зевнула и поняла, как хочет спать. Спать, спать! Утром она еще раз все взвесит, проведет все параллели и сделает выводы. Мысли упорядочились, возбуждение улеглось, ему на смену пришла дрема…

Тем временем в «Гюльсаре» полуобнаженные танцовщицы, блестя фальшивыми драгоценностями, исполняли восточный танец. Под потолком, в красноватом полумраке, вился кальянный дым. В подвесных светильниках горел живой огонь, бросал багровые отсветы на разгоряченные тела девушек…

Господин Смирнов беседовал с пареньком, подававшим посетителям кальяны. Тот отлично знал Владимира Корнеева, не скупившегося на чаевые.

- Я уже пару месяцев его не видел, - сказал паренек. - Говорят, раньше он приходил сюда чуть ли не каждую неделю. Потом стал появляться реже, а сейчас и вовсе пропал.

- Почему?

- Женился! Какая жена позволит, чтобы мужчина проводил ночи в стриптиз-клубе? Такие пары или вдвоем ходят, или… ну, сами понимаете.

Ничего из ряда вон выходящего за Владимиром не замечали. Судачили о его женитьбе на увядающей матроне, да и то уже без прежнего азарта. Надоело, наскучило, появились более свежие поводы для сплетен.

- Владимир Петрович лишнего себе не позволял, - в один голос твердил персонал. - Деньгами не сорил, но и не жадничал. Замашки сноба, правда, у него были, а у кого их нет? Пил в меру, ел мало и только самое изысканное. Женщины его особо не привлекали, он танцы любил, музыку восточную, табак, кофе.

- Посмотрите, - сыщик разложил перед пареньком фотографии. - Вам приходилось видеть Владимира Корнеева с кем-нибудь из этих людей?

Молодой человек испуганно уставился на снимки.

- Меня не уволят? - оглянувшись, спросил он.

Всеслав вытащил пятьдесят долларов, положил ему в кармашек форменной жилетки. В конце концов, Проскуров велел денег не жалеть.

Паренек помялся и ткнул пальцем в одну из фотографий.

Ольховка - Москва. Октябрь

Господин Корнеев после посещения сыщика ночь провел без сна, не выходя из кабинета. Ему с большим трудом удалось сдержаться, чтобы не позвонить Владимиру и не отругать сердобольного сыночка за чрезмерную опеку. Кто его просил впутывать в их семейные дела постороннего человека? Взять бы да надрать уши противному мальчишке!

В том, что появление детектива - дело рук Владимира, Петр Данилович почти не сомневался. Кому еще придет в голову копаться в скандальных подробностях частной жизни господ Корнеевых? И как Володька не понимает, что делает семью объектом сомнительного интереса, превращает в посмешище?!

Несколько раз он хватался за трубку и, сжав зубы, клал ее на место. Взбучка ничего не даст, только вызовет очередную обиду и посеет семена враждебности между ним и сыном. А это сейчас ни к чему.

С портрета в роскошной золоченой раме на Петра Даниловича смотрела Феодора - слегка укоризненно и высокомерно. Художник, хотя и писал невестку с фотографии, сумел уловить ее редкую индивидуальность, сочетающую в себе подавленную страсть, незаурядный ум, волнующую женственность и жажду жизненного реванша. Феодора бросала судьбе вызов, пыталась отвоевать у нее то, чем ее обделили.

- Душенька, - шептал Корнеев, глядя на портрет. - Тебе не нужно меня убивать! Я у твоих ног и готов сложить к ним не только голову, но и свои миллионы. Что мне в них? Я насладился богатством, исчерпал радость от приобретения всевозможных вещей, домов, акций, заводов. И понял, что не испытал в жизни чего-то главного, а скоро мне придется уходить, таким же, каким я пришел в этот мир - нагим, беспомощным, с пустыми руками. Что я смогу взять с собой в бесконечное странствие? Воспоминание о нашей любви… только оно одно переживет все земное. Просто ты не осознала еще, что твое сердце проснулось, отозвалось на мой призыв. Иного быть не может! Разве ты не чувствуешь, как нас неудержимо влечет друг к другу неведомая, великая сила? Необоримый змей…

Вчера утром он позвонил Феодоре в гостиницу на Крите, где она проводила последние дни отдыха, и попросил ее приехать на день раньше.

- Я не могу больше ждать, - так и сказал.

Она долго молчала, а Корнеев прислушивался к ее далекому дыханию.

- Какой предлог мне придумать для…

Она запнулась, и Петр Данилович понял: речь идет о Владимире.

- Я возьму это на себя, - хрипло произнес он, обмирая от сознания, что она согласна и что Владимир ни о чем не должен знать.

Между ним и Феодорой появилось истинное понимание, когда слова почти не нужны, когда сердце сладостно вздрагивает в груди при одном только звуке голоса, смутном намеке, мелькнувшем воспоминании. Петр Данилович слишком хорошо знал, что сие означает. Он перестал обманывать себя в тот миг, когда заподозрил Феодору в покушении на его жизнь - и не ужаснулся. Даже мысль о Саше, со дня смерти которой не минуло еще полугода, не могла остановить его, приглушить новое чувство.