- Голова быка сыграла решающую роль! - засмеялась Ева.

- А если бы мы ошиблись? - воскликнула Ева, когда они со Славкой уже подъезжали к Москве.

- После ночного разговора с Корнеевым мои последние сомнения рассеялись, - улыбнулся сыщик. - Да и встреча с мнимым похитителем на месте бывших складов состоялась, иначе Проскуров позвонил бы мне. Как все будет происходить, я, разумеется, до тонкостей не знал, но в общих чертах представлял. Этого оказалось достаточно. Фокусы с переодеванием мне проделывать не впервой, если ты помнишь. Приобретаю опыт раскрытия интеллектуальных преступлений с легкой примесью мистики и сумеречного сознания. - Он помолчал. - Послушай, неужели древняя минойская цивилизация погибла из-за того, что Тесей убил Минотавра?

- Это аллегория, идея, выраженная в образах. Между прочим, текст, написанный на обороте плана монастырских подземелий, имеет схожий смысл. Ангел низверг змия древнего в бездну, заключил его и положил над ним печать. Наверное, не для того, чтобы кто-то эту печать сломал и выпустил пленника на свободу!

- Ты права. Я вот все думаю про ключ от лабиринта! Кто такой Тесей? Еще одна маска? Очередное превращение? Ведь если верить мифам, то Минотавр и его победитель - дети одного отца, бога Посейдона? Герой и чудовище - порождение божества, воплощающего в себе обе стороны бытия: свет и мрак?

- Не узнаю тебя! - засмеялась Ева. - Рассуждаешь, как философ! Скажи еще, что нить Ариадны - это непрерывность и постоянство осознания, которое может вывести из лабиринта. Ибо тот, кто забыл дорогу, обречен на вечное блуждание по бесконечным коридорам, заполненным темнотой и чудовищами.

Они ехали по трассе, запруженной машинами. Шел мокрый снег. Свернувшийся кольцами каменный город-лабиринт медленно погружался в мутные осенние сумерки. Казалось, пространство и время зыбки и преходящи, как эти тающие на лету снежинки. Где-то между небом и землей с ними происходит мистерия превращения, составляющая вечную тайну жизни.

- Знаешь, кажется, Леонардо да Винчи сравнивал лабиринт с маткой, внутри которой происходит развитие плода, - задумчиво произнесла Ева. - Это символ перехода из одного состояния в другое.

Она замолчала. Крупные хлопья снега налипали на лобовое стекло.

- Заоблачный охотник разошелся не на шутку, - заметил Смирнов. - Только перья летят! Красота… Стихия!

Автомобиль крохотной точкой мчался сквозь густую снежную пелену, между небом и землей, между мирами…

Господин Корнеев и Феодора стояли на балконе ольховского дома, любуясь теми же сумерками. В небе за снежными тучами стояла размытым голубоватым пятном луна.

- Я знаю, что такое нить Ариадны, - нарушил молчание Петр Данилович. - Это нить любви. Меня она трижды увела от смерти. Не случайно господин Смирнов предложил мне надеть одежды Диониса, даже весьма кстати. Ведь именно этот бог влюбился в красавицу Ариадну, сделал ее своей женой и вместе с бессмертием подарил ей венец из сверкающих звезд. В конце зимы я покажу тебе эту Северную Корону.

- А сейчас нельзя?

- На нашем небе ее пока не видно.

- Что будет с домом в Рябинках? - спросила Феодора. - Я не смогу больше переступить через его порог.

- И не надо! Дом продадим, а проклятый подвал я велю засыпать. Черт знает, что это за Леший холм? После такой жуткой истории всякое приходит в голову.

- Легенда о лабиринте ждет того, кто разгадает ее скрытый смысл, - сказала Феодора. - Ключ от бездны утерян. Его нелегко будет отыскать.

Эдуард Проскуров приехал в больницу, куда привезли Нану. После приступа необузданного буйства она впала в кому и лежала безучастная, бледная и чужая. Это была не та женщина, которую он любил, с которой обвенчался в горах, под высоким, чистым небом… Как же так? Что крылось за ее маской невинности?

«Прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла!» Не зря она рассказывала ему в день свадьбы о царице Тамаре, жестокой любовнице.

Проскуров не умел молиться. Он смотрел на заострившиеся, некогда милые черты ее лица и не ощущал ничего, кроме пустоты. Княжна гор, похитившая его душу, выпустила ее из обессилевших пальцев.

Поездка в черном «Фольксвагене», ужасная сцена, разыгранная Владимиром и Наной, непристойный танец в подземелье при свете факелов, отрубленная бычья голова на земляном полу, рассказ сыщика, казавшийся смесью безумного вымысла и жуткой правды, - все это отрезвило Эдуарда. Многое Славка домыслил, но если он в чем-то и ошибся, то несущественно.

- Она придет в себя? - спросил господин Проскуров у невысокой черноволосой врачихи.

Та развела руками.

- Странный случай, - нехотя призналась женщина. - Вы раньше не замечали у своей жены признаков душевного расстройства?

Проскуров хотел ответить «нет», но прикусил язык и только неопределенно покачал головой. Он вспомнил слова Евы, что подавляемое естество, а тем более порок приобретают уродливые формы и проявляются в чудовищном облике.

Через несколько дней Нана, не приходя в сознание, умерла - последняя из троих, побывавших в «сумеречной зоне».

«Где же ключ от лабиринта? - думал Проскуров, вернувшись в пустую квартиру. - Явилась ли смерть избавлением для Наны, Олега и Владимира? И что значит - умереть? Попасть на новый виток спирали? Продолжить скитание по неисчислимым коридорам, полным сомнений, предрассудков, злобы и страха, утрачивая иллюзии, то замирая от предвкушения удачи, то содрогаясь от отчаяния? Где путеводная нить?»

Слоняясь из угла в угол, Эдуард вдруг ощутил, что ему становится легче - словно нависшая над ним черная тень рассеивается, открывая доступ воздуху и свету.

- Я искупил свой грех, - прошептал он. - Это была расплата - за войну, в которой я участвовал, за мою торговлю оружием. Любовь обернулась ко мне темной стороной, которая бывает даже у светил небесных.

Он позвонил Смирнову, спросил:

- Что мне делать?

- Идти вперед, - усмехнулся сыщик.

Москва лежала в мглистых сумерках - на земле, и в кромешном мраке - под землей: змея, свернувшаяся в пространстве и времени. Великая и неразгаданная, несущая на себе отпечаток руки Мастера…