зубами, села – руки скользнули по грязной и залитой кровью траве по обе стороны от головы Дейда.

Одноглазый воин застыл, затем протянул руки и, несмотря на то что я предостерегающе покачала головой, двинулся дальше.

От меня исходило безмолвие – столь громкое, столь полное, столь неумолимое, что Тесак все-таки отступил – отшатнулся.

Он повторил попытку приблизиться, и у него отвисла челюсть – его руки уперлись в невидимую стену. Подойти ближе он не мог.

Я с облегчением повернулась к Дейду и, всхлипнув, прошептала:

– Я тоже тебя люблю. – Я рассмеялась, стерла землю и кровь с его щеки. – Хотя, полагаю, ты и так это знал. Но ты, – губы мои задрожали, все тело затряслось от такого горя, что я, едва дыша, выдавила, – ты покинул меня, прежде чем я успела сказать, что прощаю тебя. Так что вернись.

– О звезды, – донеслось до меня.

Я погладила короля по голове и настойчиво повторила:

– Ты должен вернуться.

– Что за наваждение? – сказал кто-то другой.

– Опал, – хрипло окликнула меня мать. – Опал, прекрати.

Торопливые шаги зазвучали ближе, но остановились у невидимой преграды. Я не смотрела на нее. Я не могла пошевелиться. Мать выругалась, но затем заговорила мягче.

– Опал, – уговаривала она меня. – Я знаю, поверь мне, знаю, как это больно, как это похоже на конец, но ты должна прекратить.

Звезды создали тебя для меня.

Я не поняла, что она имела в виду, но мне было все равно. Я сомневалась, что хоть что-нибудь еще взволнует меня в этой жизни.

Я люблю тебя, Опал Грейсвуд.

– Проклятье, она же горит. Брим! – взревел Тесак. – Клыка не видно? Приведите кто-нибудь его и сраного целителя.

– Нет, – огрызнулась на него Серебрина. – Даже не думайте.

А потом все залило светом.

Сияние окружило нас с королем – неосязаемое, непреодолимое, ослепляющее. Кожу покалывало, она пульсировала в такт медленному биению моего сердца.

Я заслонила собой Дейда, и слезы закапали ему на лицо, сбегая в землю. Разлом во мне наконец затопило водой – бурлящий поток был так силен, что сдерживаться я больше не могла. Он выплеснулся из меня наружу.

Проломил себе путь.

– Не горит, – сказала мать, и прозвучало это так, будто голос ее донесся из глубокой пещеры. Слова извне становились все тише и тише. – Она сияет.

С каждым хриплым выдохом из меня вытекала сила, и я обняла Дейда, не способная пошевелиться, даже если бы того захотела. И я не хотела. Я знала, что рано или поздно мне придется встать, но мысль об этом была невыносима. Пока что.

– Ни за что, – прохрипела я, уткнувшись носом в щетину на его подбородке, вдыхая запахи кедра и дыма, исходившие от шеи короля.

Раздался удар, что-то дрогнуло у меня под рукой.

Я резко поднялась – но лишь на локте. Вокруг было слишком темно, слишком светло, слишком ярко – как во сне.

Дейд застонал, и я с мучительным усилием оторвала взгляд от его груди, от раны под моим плечом, что перестала кровоточить и начала затягиваться.

– Дейд, – задохнулась я и посмотрела на его лицо.

– Лебедь. – Его губы слиплись. Король сглотнул, снова застонал, затем выругался. – Я тебя слышал, и я… – Он закашлялся и сипло добавил: – Я ловлю тебя на слове. Так и знай.

Я улыбнулась, от накрывшего меня облегчения забыв, как дышать. Я улыбнулась, потянулась к его лицу, но рука моя оказалась слишком тяжелой и упала ему на плечо.

Я улыбнулась шире, а потом все вокруг потемнело, и я позволила себе провалиться в сон.

33

Опал

Невесомые, как перышко, пальцы коснулись моей брови, убрали с лица волосы и погладили по щеке.

Я прильнула к той руке, зная, кому она принадлежит, не желая расставаться с ней – нуждаясь в ее прикосновениях.

Я была в коконе тепла, сильная рука притянула меня к крепкой груди. Когда я проснулась, он все еще был рядом и ждал – усталые глаза в синяках, сонный изгиб рта, спутанные волосы.

Я тут же испытала огромное облегчение, потянулась было к этому лицу, к этим волосам, но замерла, когда рука моя задела что-то шершавое на его груди. Повязка. Я часто заморгала, в памяти воскресли воспоминания о кровавой битве.

О бойне.

Заметив панику в моих глазах, Дейд прикоснулся к моей щеке и ласково, но без надежды в голосе сказал:

– Все закончилось.

Надолго ли, подумала я и по потускневшему взгляду его синих глаз поняла, что он прочел эту мысль по моему лицу.

– Об этом тревожиться будем позже.

Позже. Невыразительное слово, никогда прежде не звучавшее так приятно. Обещание, которое я всю свою жизнь воспринимала как нечто само собой разумеющееся.

Смотреть в его глаза, ощущать кожей прикосновения – такие настоящие, такие теплые, такие благословенно живые…

– Дейд…

Двери с грохотом распахнулись, и я, поморщившись, повернулась в ту сторону.

– Опал! – возопила моя мать, ворвавшись в покои короля, будто имела полное на это право. – О звезды. – Остановившись возле кровати, она нагнулась и обхватила меня, отняла меня у короля и прижала к себе. – Столько времени прошло, – сдавленно прошептала она себе в оправдание.

– Сколько? – пробормотала я ей в сладко пахнущее плечо.

Ее рука гладила меня по спине, пальцы осторожно распутывали свалявшиеся волосы.

– Четыре дня. Я думала, я боялась… – Стиснув мои плечи, мать отстранилась, и в ее глазах заблестели слезы. – Ты такого раньше не делала.

Сияние. Древний дар исцеления, который до сего дня большинство считало лишь выдумкой, частью легенды о черном лебеде.

– Считалось, что от подобного гибли твои предшественники, – прошептала она. – Исчерпав весь свой дар до дна, они падали замертво, как пчелы-медоносы.

– Один из них, – вставил Дейд, словно опасался, что мать меня напугает. – Один из них выжил.

Отец знал, что я на это способна, осенило меня – как, несомненно, осенило и мать. То, как он избегал меня, как планировал мое будущее, словно я была бомбой с часовым механизмом, прозвище, которое он мне дал…

Я с трудом сглотнула – мне мало что запомнилось, но охватившего меня тогда чувства покалывания, ощущения потопа в разбитом сердце было достаточно, чтобы я поняла: мне больше не хочется такое повторять.

Мать недовольно посмотрела на Дейда:

– А тебе-то откуда знать?

Даже не глядя на короля, я знала, что он улыбается. Язвительность просочилась в его голос:

– Я знаю много того, что ты явно предпочла бы скрыть.

Мать прищурилась, а затем перевела взгляд на меня и погладила по голове.

– Давай-ка умоем тебя. – Гневно воззрившись на короля, она процедила: – А ты можешь идти.

Дейд даже не пошевелился, но тут с маленькой стопкой тряпиц и чистой ночной сорочкой в руках в комнату вошло последнее создание, которое я ожидала здесь увидеть.

Линка. Следом за ней, улыбаясь, вошла Гвен с ведром горячей ароматной воды.

– У тебя слух повредился? – Мать встала и сдернула с меня простыню.

Мне хотелось обратно в теплый кокон, но я сдержалась, и тут Дейд сказал:

– Прости, что ты сказала?

Я прыснула и обернулась, чтобы шлепнуть его по груди, но, вспомнив, что он ранен, опустила руку.

Дейд поймал ее и поднес к губам. От бездонной лазури его глаз у меня захватило дух, зашлось сердце – шелковистые губы поцеловали каждую из моих разбитых костяшек.

В животе засвербило и стало горячо, возникло чувство, будто лесной пожар стремительно охватывает меня всю. Однако я лишь беззвучно попросила его: «Пожалуйста, уйди».

Король недовольно раздул ноздри, но глаза его тут же расширились и обрели томное выражение – он явно почуял кое-что еще.

Я залилась краской и потупилась в смятую постель, а он усмехнулся и встал.

– Ладно. Я уйду, – согласился Дейд. Мать о чем-то тихо совещалась с пикси, а он, обогнув огромную кровать, ухмыльнулся и подтянул пояс сползших с его стройной талии брюк. – После того, как помою мою половинку.

Пикси застыли – просто окаменели.

Хребет матери превратился в стальной кол.

– Даже не мечтай об этом.

– Надеюсь, твоя кровь вскипит, когда ты узнаешь, что я уже занимался с ней куда менее пристойными вещами.

– Дейд, – сгорая от стыда, прошипела я.

Он не обратил на меня внимания, словно и не произнес только что нечто ужасно неприличное. Возможно, он и правда так не считал. До тех пор, пока не наткнулся на мой сердитый взгляд.

Мой зверь едва заметно скривился, но запал матери уже горел – еще