Друзья двинулись туда, откуда, как им показалось, раздался этот чудовищный рык.

За торговыми рядами, в отдельном закутке, стояла то ли будка, то ли огромный ящик из средней толщины бревен, рубленных в лапу. В передней стенке было сделано окно, забранное железной решеткой. И в этом окне красовалась великолепная усато-полосатая тигриная морда.

– Это не горный лев, – увидев зверя воочию, решил уточнить дон Альба. – И не кугуар. Я не знаю, кто это. Этот зверь крупнее.

– Ну и пасть у него, – восхитился Ероха. – Такой запросто башку откусить может. А вонища от него какая…

– Ты бы посидел взаперти, и от тебя не меньше воняло б. А зовут этого зверя – тигр, – заявил Валентин.

Рядом с будкой стояли двое. Судя по линялым, выгоревшим на солнце черкескам и мохнатым папахам, кавказцы.

– Откуда зверь? – спросил у них Валентин, указывая на будку.

– Терек, – равнодушно ответил один из них. Похоже было, что продать зверя они пытаются давно и порядком уже устали от зевак и просто интересующихся. – Не подходи, решетка, – предупредил он, когда Валентин шагнул в направлении будки. – Сразу гам-м… Нет рука.

– Сколько хочешь за него?

Этот вопрос, видимо, хозяину тигра тоже приходилось слышать не один десяток раз за день, поэтому он остался все таким же невозмутимым и равнодушным.

– Тысяча, – нехотя обронил он.

– Ты с ума сошел, джигит, – возмутился Валентин. – Пятьдесят рублей.

Теперь уже и продавец зажегся, увидев, что перед ним реальный покупатель. После получаса торгов и споров сошлись на двухстах рублях.

Вот так в посольском поезде оказались хищные звери. Кавказцы-продавцы были охотниками и наотрез отказались наниматься на службу, чтобы ухаживать за тигром. Но тем и замечательно ярославское торжище, что там можно найти все, что только душа пожелает. Через несколько часов активных поисков друзьям удалось нанять индуса, пообещавшего им не только ухаживать за тигром, но и выдрессировать его, сколько б ни было тому лет.

Едва поезд после ночной стоянки вновь растянулся по дороге в Александровскую слободу, как почти сразу же последовала остановка. Валентин выглянул из окна кареты (карета эта также предназначалась для царя. Купили ее у лучшего ярославского мастера, причем по подсказке Валентина подвеску ей доработали, оснастив ее рессорами).

– Что там такое? Не видно? – спросил он у Ерохи, ехавшего рядом верхом.

– Встали чего-то… А чего – не пойму… Постой, постой, едет кто-то.

Теперь уже и Валентин увидел кавалькаду всадников, скачущих от головы поезда вдоль стоящих повозок. Через минуту он уже мог разглядеть, что во главе этой небольшой кавалькады на вороном жеребце скачет человек, одетый во все черное. Остальные же были людьми Валентина.

– Опричник, – заметил Ероха.

– И сам вижу.

К ним подъехали Сила с доном Альбой, скачущий опричник тоже был уже в десятке метров.

– Кто такие и зачем в слободу едете? – крикнул он, осаживая лошадь.

– Федор! Князь Линский! – радостно заорал Ероха и, спрыгнув с лошади, поспешил навстречу опричнику.

– Ероха? – удивился тот, но от объятий старого знакомца, которого когда-то спас от волков, не уклонился.

Пока Ероха и Силка обнимались с встретившим их опричником, Валентин вышел из кареты и тоже подошел к Федору Линскому.

– Здравствуй, князь!

– Здорово, Михайла!

Они обнялись.

– Осуществил, значит, желание свое? Поступил на цареву службу?

– Ну… Когда я сюда приехал на добром коне да с оружием знатным, так меня сразу же в десятники и зачислили. А еще через месяц государь меня и поместьицем пожаловал в своих опричных землях.

– Значит, сделка наша тебе, князь, на пользу пошла?

– Еще бы…

Валентин достал из кармана обе грамоты – от Боярской думы и от ярославского купечества – и протянул их князю Линскому.

– Вот, князь, грамоты к царю от боярства и купечества ярославского. С посольством мы едем от Земства к царю Ивану Ивановичу, подарки ему везем.

Линский грамот в руки не взял, но с величайшим почтением оглядел подвешенные к ним золотые бляхи с сургучными оттисками, потом перевел взгляд на своих старых знакомцев и на длинный поезд посольства.

– Гляжу я, парни, вам наша сделка тоже на пользу пошла, – не без некоторой доли зависти в голосе констатировал князь Линский. – Неужто и впрямь серебро нашли?

– Серебро мы действительно нашли. Но там его очень мало. С него не разживешься. – Взгляд князя Линского не остался незамеченным Валентином. – Ты не гляди, князь, на платье наше богатое да поезд обширный. То все не наше. Все на деньги купечества ярославского куплено. Мы же лишь послами едем – доставить царю подарки. Когда стали решать, кто поедет, все солидные люди поотказались. Боятся. Говорят, у вас здесь непотребства всякие творятся, а то и вовсе смертоубийство. Вот мы и вызвались. Нам-то чего бояться? Верно, ребята? – обратился Валентин к Силке и Ерохе.

– Верно, верно, – поддержали они своего атамана.

– Да вы не слушайте, чего там болтают, – попытался разуверить их Федор Линский. – Просто весело живем. Без попов.

– Ну мы так и думали. Старичье всегда против молодых было, – поддержал его Валентин. – И мы с удовольствием здесь повеселимся.

– Ладно, я поеду, прикажу своим, чтоб пропустили вас. – Князь ухватился рукой за луку седла и вставил ногу в стремя. – Моему разъезду скоро меняться. Вернусь, поговорим подробнее. Хотя… Ах, дьявол… – Он отпустил седло и хлопнул себя этой пятерней по лбу. – Совсем забыл. Царь-то уехал. Сегодня может и не вернуться. А Никита Романович в его отсутствие вас в слободу не пустит. Придется на лугу, перед воротами, вам табором становиться.

Когда князь поднял руку, потянувшись к луке, рукав его кафтана чуть съехал, обнажив могучее запястье. А на нем неширокой полоской, туго охватывая его, сидел металлический браслет. Сердце Валентина екнуло. «Неужели?.. А вдруг это мой браслет? – Но тут же он одернул себя. – Нет, не может быть. Когда опричники убили Ваньку Рыжего, Линского не было и в помине. Не может быть. Наверняка это какой-то другой браслет».

– А кто такой Никита Романович? – спросил он у князя.

– Царев дядька. Он тут, почитай, самый главный. Раньше ворота весь день нараспашку были. Скоморохи табунами туда-сюда ходили, купчишки мелочовкой всякой вразнос с лотков торговали… А теперь Никита Романович велел ворота закрытыми держать и пускать в слободу только с его или государева дозволения.

– Ну что ж… Табором так табором. Нам не привыкать. Поезжай, князь, а то воины твои небось уж обеспокоены твоим долгим отсутствием.

Линский вскочил в седло и, уже тронув коня, крикнул: