Рассказ затянулся – я немного поплакала, само собой.  Потом  и баба Маня добавила от себя – рассказала о прошлых появлениях Вани.  Я сбегала и принесла толстую газету, в которую был вложен его портрет.  Мужчина всматривался в рисунок, очень внимательно изучая его.

-  Что, Антон Иванович? –  насторожено выдохнула я.

-  Физиогномику раньше называли наукой, теперь многие ученые отрицают это, добавляя приставку «лже».  И я не думаю, что по чертам и выражению лица  можно составить психологический портрет человека -  они  могут быть обусловлены физиологическим строением, и  еще большое значение будет иметь мой личный опыт.  Например, такие  носогубные складочки, по моему мнению, указывают на характер суровый, решительный и бескомпромиссный, даже тяжелый…

-  Нет, - тихо возразила я, - но с решительным я, пожалуй, соглашусь. В остальном же…

-  А  гусиные лапки от внешних уголков глаз указывают на то, что он любит улыбаться, - согласно кивнув, продолжил полковник.

-  Или привык щуриться,  глядя в прорезь танковой амбразуры, - подхватила я тихим сдавленным голосом, -  у Т-34  было очень тесное внутрибашенное пространство.  Места для командира не хватало, поэтому он совмещал обязанности наводчика и командира, соответственно.  Очень тесно… - совсем задохнулась я словами, -  но он и улыбаться любит, тут вы правы.

-  То есть,  не так уж я и обманулся, - вернул он мне портрет Вани.  Я смотрела на рисунок, буквально вбирая в себя  глазами  чуть опущенные уголки губ,  усталые глаза, складочки эти у носа… любовалась и улыбалась сквозь слезы.  Извинилась:

-   У кого как, а я плачу по поводу и без, - накрыла я ладонями свой живот, затаенно прислушиваясь к  непонятно еще чему.   Захотелось сменить тему и уже, наконец,  успокоиться.  И я спросила у совсем притихшей старушки:

-  Мария Львовна, вы не устали?  Спать еще не хотите?

-  Давно уже сижу и сплю.  Пойду… - поднялась она и ушла в новую спальню.  А я придерживалась своего плана – сменить тему:

-  А что вы можете сказать про Настю?  Как объясните ее поступок?

-  В женской психологии я не эксперт, от некоторых поступков современных девиц просто теряюсь в пространстве, - засмеялся он, что-то вспомнив, и пояснил мне: - Трудно понять особу, снимающую себя, сидя на унитазе и выкладывающую потом  видео в инстаграмм.  Но  в психологии военного, участвующего в боевых действиях, разобраться постараюсь.  Алена, выслушайте меня, пожалуйста.

   Немного помолчав, он поднялся с дивана, где сидел рядом со мной и пересел в  кресло, стоящее напротив.  Прямо посмотрел мне в глаза.

-  Вы влюблены.  Настоящей любовью ваша влюбленность стать еще не успела. А может, и уже… - задумался он, -  вы совпали в сексуальном плане, вам нравится его внешность – я видел, как вы смотрели на портрет Ивана, и это было настоящее любование.  А еще есть уважение, и даже восхищение родом его занятий.  Мы с вами правильно воспитаны и эта благодарность за их победу, мир и жизнь, которые они подарили нам, просто безмерна.  Безграничное уважение к  человеческим качествам, - повторил он, - и еще что-то, так же?

-  Такое же безграничное чувство вины, - подтвердила я, -   я не успела… нет!  Я забыла полечить его руки, - судорожно шептала я, подавшись к нему всем телом: -  Там, даже на рисунке… они черны от въевшегося мазута, а еще глубокие трещины на коже – до крови.  Чинили на морозе под обстрелом разбитый трак,  и он поморозил пальцы, а еще их постоянно сушит этот мазут!  Но он же командир!  Какого хрена  он возится с мотором этим, или чем там еще?  Что – больше некому?  Они что...  все они?!  Не видят, что у него с руками?  Где в  ж..у  их медики?! – орала я шепотом.

-  Чувство вины – страшная штука, - так же шепотом ответил он, заставив меня прислушиваться и замолчать: - Бывает, оно просто выедает душу и  заставляет человека делать с собой страшные вещи.  На эту тему – чувства вины, писаны целые диссертации, есть утвержденные методики и рекомендации...  Но я скажу вам, как мужчина – он не променял бы вашу ночь ни на какие коврижки, -  озорно подмигнул он вдруг мне.

-  Не захотел бы утратить ни одной минуты из тех, что были отпущены вам – ни на разговоры, ни на лечение.  Просто поверьте  мне, Алена.  Между близостью и лечением он обязательно выбрал бы еще  минуту близости, просто не дал бы вам лечить себя, не упустил бы эти драгоценные мгновения.  И еще одно -  есть  любовь, и есть воинский долг, а еще есть такое понятие, как  мужская честь.  Сейчас понятие довольно редкое, потому что сложное.  Человек чести не способен на ложь, воровство, измену Родине, долгу,  своей женщине…  Если Иван такой человек, то вам не стоит ждать, что он останется, Алена, даже если узнает, что  погибнет завтра.  Его ждут там, от него зависят, ему верят и он уйдет туда в любом случае, просто не сможет иначе.  Если все же он придет опять… вы говорили - с цветением липы?  Ну, вот…  не ставьте его перед таким выбором, не отравляйте те минуты – последние ваши с ним минуты.

   Он подхватился с кресла и опять сел рядом со мной, обнимая за плечи.

-  Не нужно плакать, вы  должны понимать, что отрицательные эмоции могут навредить ребенку.  И та его смерть, что вы нарисовали мне – она мгновенная.  Когда человек просто не успевает осознать и почувствовать – не самая страшная, поверьте мне.

-  Но он не погиб тогда, - мотнула я головой, - иначе вышел бы ко мне, обязательно вышел и сказал где его искать.  Выходят к людям чужим и незнакомым, а я… а он сказал, что я для него родилась… я…

-  Ох, Алена, Алена…  Моя вина – не нужно было начинать этот разговор на ночь.  Вечером мы более склонны к переживанию чувств, чем к рациональному мышлению, при этом максимума достигают именно отрицательные эмоции.  А вот вторая волна – утренняя, ориентирована на логическое и аналитическое мышление.  Так что – утро вечера мудренее.  Подумайте о том, что выходят ведь не тела, а не упокоенные души.  Его души нет там?  Значит, она нашла свой покой или уже возродилась.  Это же хорошо?  Зачем вы ищете негатив там, где его нет?

-  Я буду ждать его следующий раз, я обязательно буду здесь, когда… -  уже почти спокойно  ответила я, вставая, чтобы уйти спать и… замерла на месте, буквально оцепенев -  вдруг погас свет и раздались знакомые грохот и лязг.  Мою кожу, наверное, можно было сравнить с наждаком, так ее продрало морозом и страхом, природу которого не понять –  не Ваню я боялась.  Прошептала,  с трудом ворочая языком:

-  Н-но… липа же?

-  Я с вами, я здесь, Алена, - раздался из темноты ровный мужской голос.

-  Не смейте выходить!  Не смейте, слышите? – вскрикнула я, - и никого не пускайте.  Я сама… - метнулась я к выходу из дома.

   Вдогонку донеслось:

-  Не ставьте его перед выбором, он будет не в вашу пользу, а это больно.  Не делайте ему больно, Алена.

-  Пошел ты… - простонала я, рывком закрывая за собой дверь.

  Слетела с крыльца, чудом не навернувшись и сердце дернулось – испугалась, схватилась за живот.  Пошла… быстро пошла, а потом все равно бежала.  Скрипнула дверь в старом доме, и показалось сонная физиономия Голубева.