говорил сурово и мрачно, подняв на щит старый консервативный лозунг о свободе. «Мы все хотим лучшего лечения, лучшей медицинской помощи… Но, устраивая это, давайте удостоверимся, что ваш доктор не стал государственным доктором, ваш слуга – слугой правительства». Хилл происходил из Ислингтона[73], но по такому случаю приобрел акцент юго-западных графств, очень английский и внушающий доверие своей резковатостью.

13 января 1948 года БМА провела плебисцит среди своих 35 000 членов. «Нашу независимость, – настаивал Хилл, – принесут в жертву бездушной машине». Началась откровенно оскорбительная кампания в прессе: в письмах, адресованных общенациональным газетам, Бевана изображали этаким «фюрером», а саму задумку разоблачали как «социалистический заговор». 9 февраля Беван в четвертый раз вынес на обсуждение свой законопроект – событие беспрецедентное. В Ньюкасле, Лондоне и Ливерпуле усилия БМА принесли плоды: доктора напрямую отвергли Национальную систему здравоохранения (НСЗ). В Брайтоне 350 человек проголосовали против и лишь один – за.

Посреди этой борьбы возникла отдельная группа – Социалистическая медицинская ассоциация (СМА), состоящая преимущественно из студентов. Она-то и встала во главе всех сил, оказывающих хоть какую-то поддержку НСЗ в обстановке враждебности и насмешек. Нередко членов этой группы клеймили «коммунистами» прямо посреди выступления. Это отлично вписывалось в риторику БМА: они считали, что загон всех в одну организацию повлечет за собой муштру и регламентацию, врачей заставят «маршировать туда-сюда». Слово «тоталитарный» прочно вошло в лексикон.

18 февраля 1948 года появились результаты плебисцита БМА. 30 000 человек, 86 % членов, проголосовали против. С виду Беван умудрился сохранить одновременно и непреклонность, и благодушие, однако в частных беседах признавался, что все больше впадает в отчаяние. Он искал утешение, вызывая в памяти то, что и сподвигло его на эту миссию. «Заслышав какофонию грубых голосов, пытающихся запугать меня, я закрываю глаза и прислушиваюсь к молчанию бедняков». Человек с репутацией того, кто способен убедить других «в реальности исполнения их мечтаний», начинал сомневаться. Законопроект прошел слушания в палате общин, но дальше не двигался. Предвкушая победу, БМА расхрабрилась и начала опекать своего врага. Бевана сравнивали с «очень трудным пациентом», своевольным, но недееспособным.

Пришло время высказаться нации. 1 марта 1948 года обнародованные результаты социологического опроса по методу Гэллапа показали, что 87 % населения выступают за НСЗ, но даже этот убедительный аргумент не смог вывести ситуацию из тупика. У Национальной службы здравоохранения был глава, но не было «тела», а если врачи не хотят работать в системе, у Бевана нет никаких средств повлиять на них. Ввиду невозможности убедить медицинский средний класс, министр решил добиться благосклонности врачебной аристократии. 10 марта он нанес визит лорду Морану, президенту Королевского колледжа врачей[74] и бывшему лечащему доктору Черчилля. Моран возглавлял сообщество консультирующих специалистов-медиков, а те, в свою очередь, контролировали крупные больницы, существующие на пожертвования: Бартс, больницу Св. Томаса, Лондонскую больницу. Эти грандиозные учреждения достигли финансового дна; в их уязвимости таилось преимущество Бевана.

Эти двое сразу прониклись друг к другу симпатией. Моран по прозвищу «Чарли Штопор» (данному ему якобы за увертливость) увидел Бевана не как оратора на парламентской кафедре, а как обаятельного человека, умеющего убеждать, с которым вполне можно прийти к согласию. Теперь все зависело от Морана, однако ему противостоял лорд Хордер, лечащий врач королевской семьи, чьи взгляды совпадали с позицией БМА. 26 марта 1948 года в Королевском колледже врачей проходили очередные выборы. Один за другим голосующие бросали свои серебряные монеты в ведерко. Моран победил с перевесом всего в пять голосов.

Он написал Бевану, разъясняя более глубокие причины непримиримости БМА. «Мой дорогой Най, – обращался он к министру, – иррациональные страхи врачей сводятся к тому, что однажды вы все-таки сделаете их государственными служащими на зарплате». Беван счел, что с этим можно разобраться. 7 апреля он представил поправку, где говорилось, что доктора общей практики никогда не превратятся в чиновников или «рабов жалованья», если только когда-то в будущем парламент не примет новый закон. Более того, он пообещал, что врачи могут присоединиться к новой системе и в то же время сохранить частную практику, – урок, выученный им у Тредегарской ассоциации. Зашкаливающий цинизм соседствовал с таким же зашкаливающим великодушием. «Я заткнул им рты золотом», – похвалялся Беван. Однако БМА, по-прежнему убежденная в скорой окончательной победе, осталась непрошибаемой.

Невзирая на растущий скептицизм в прессе, 12 апреля Беван потребовал, чтобы служба здравоохранения заработала в названный срок. Правительство вновь воззвало к народу, на этот раз через кампанию в СМИ. «Каждые сорок минут от дифтерии умирает один ребенок», – кричали газеты. 20 миллионов граждан поставили свои подписи в защиту НСЗ. Через пять недель 75 % взрослого населения стояли за бесплатную медицину.

4 мая 1948 года БМА снова обратилась за поддержкой к своим членам, теперь почти 40 % врачей передумали. Не то чтобы тотальный сдвиг, разумеется, но его вполне хватило. В итоге 28 мая БМА рекомендовала всем своим членам присоединиться к НСЗ. Однако эта выдающаяся капитуляция содержала коварную оговорку: Ассоциация попросила об отсрочке. Это означало бы полное поражение Бевана, так что он ответил ударом на удар – нет, потому что за одной отсрочкой последуют все новые переносы и все новые требования. Ответ сработал отлично.

Но до полной функциональности НСЗ все еще было далеко. За два года дискуссий стоимость ее содержания почти удвоилась – до 180 миллионов фунтов стерлингов. Большинство из 3000 больниц было переполнено, об этом позаботились старость и блиц. Ни один из госпиталей Лондона не остался полностью невредимым. Самое главное, через пять недель требовалось откуда-то взять 30 000 медсестер. Началась новая кампания, вновь показавшая готовность правительства подстраиваться под современные СМИ, но пресса возобновила нападки. Такие заголовки, как «Бесплатно для всех» и «Остановим этот плохой закон», считались довольно мягкими.

Наступило воскресенье 4 июля, на следующий день НСЗ должна была начать работу. Неожиданно Беван выбрал именно это время для нападения на своих политических противников – настолько несдержанного, что оно скатилось в самооправдания. Все обиды минувших лет заставили этого, в общем, великодушного человека описывать Консервативную партию в выражениях вроде «они хуже паразитов… Они обрекли миллионы прекрасных людей на полуголодное существование». Почему же Беван высказал свои драматические обвинения накануне рождения НСЗ? В его действиях не было особого расчета. По правде говоря, выражаясь как поэт, мыслил он как ребенок, исходя из однозначного понимания добра и зла.

На следующий день Национальная система здравоохранения торжественно приступила к делу. Открытие больницы Траффорд-парк в Манчестере послужило сигнальным событием. «Прямо как на свадьбе», – вспоминала медсестра Мэри Бейн. Соблюдая формальности, Беван приветствовал всех присутствующих. «Мы были мечтателями, – объявил министр, – мы были страдальцами. А теперь мы строители». Сам премьер Эттли, будучи больным, отказался от личной палаты и настоял, чтобы его лечили как всех остальных. Медсестры наблюдали, как он весело болтал с товарищами по палате. Дух благодарности, столь долго