– Мы бились мужественно, с октября по 1 августа сего года. Мы отбивали все атаки, и османы не смогли взять нас штурмом. Но…закончился порох, закончилась еда…подкреплений не было… Мы съели всех ослов, лошадей и кошек… Осталось только… по кусочку хлеба в день, да по горсти бобов. Всего пять сотен человек могли держать оружие, противостоя стопятидесятитысячной армии османов… И тогда, наш командующий, Маркантонио Брагандин, решил сдаться. Османский военачальник Лала Мустафа-паша, обещал нам свободное возвращение на родину. Но когда Брагандин подошёл к Мустафе-паше, тот набросился на него, и нанёс раны ножом. Началась резня… Гора христианских голов, росла перед шатром Мустафы-паши. Кого из наших не убили, приковали к вёслам на галерах, женщин и детей увели в рабство. Брагандина пытали и мучали долго, пока 17 августа, по приказу Мустафы-паши, живъём не содрали с него кожу…

Скорбное молчание повисло в каюте главнокомандующего, венецианцы, закипая от гнева, злобно оглядывали всех остальных, виня их в задержке помощи Фамагусте. Обстановка накалялась.

– Шах, белому королю! – разряжая её, произнёс Паоло Бои. – Но ещё не всё потеряно! Мы ещё можем перейти в атаку, и разгромить чёрных!

Горестная весть быстро облетела все корабли эскадры, вызвав закономерное:

– Ах, проклятые!

– Отомстим!

– Смерть нехристям!

– Смерть! Смерть! Смерть!

Али-паша, командующий османским флотом, мог и хотел избежать битвы. Его корабли уже полгода как были в море, люди устали, была и большая убыль в солдатах. Его лазутчики действовали расторопней, и он знал, что превосходит христианский флот по количеству боевых кораблей – у него их три сотни, а у христиан две, но он не собирался атаковать, выжидая. Пугали его, и надвигающиеся октябрьские штормы. Но по-другому думал султан Селим II, находящийся в далёком Константинополе, в роскоши и неге своего гарема. Он прислал ему зелёное знамя Пророка и фирман с приказом – выйти в море и разгромить христиан.

Они столкнулись неожиданно, 7 октября 1571 года, в Патрасском заливе..[178] Со времён античности, когда в этих самых водах, неподалёку, в 30 г до н. э., флот Октавиана Августа разгромил флот Марка Антония и царицы Египта Клеопатры, мир не видел таких огромных флотов, шедших навстречу друг другу, с единой целью – уничтожить врага![179]

Христиане первыми заметили противника.

– Османы! Османы! К бою!

Всё на кораблях забегало, заметушилось, готовясь к битве. Что она будет тяжёлой и кровавой, никто не сомневался – до этого дня, османы были непобедимы на море, и просто так, они победу не отдадут.

– Ничего, вырвем победу у них из рук! Зелёное знамя ислама, кинем под ноги статуе Святого Петра в Риме! Мы победим! В бой, христиане! В бой за Веру! С нами Христос и Дева Мария! – кричал Хуан Австрийский, на быстроходной галере обходя выстроенные для битвы корабли.

Ещё в Мессине, он разбил флот на четыре эскадры – левым флангом командовал венецианец Агостино Барбариго, центром он сам, справа были галеры под командованием Джованни Андреа Дориа, транспорты находились под защитой эскадры резерва, которой командовал Альваро де Басан, маркиз де Санта-Крус.

Али-паша тоже выстроил свой громоздкий флот, разделив на три отряда – в центре он сам, справа Сулук Мехмет-паша, более известный по прозвищу – Мехмет Сирокко,[180] слева, со своими алжирцами и тунисцами, грозный корсар, гроза морей, страх христианских берегов и кораблей – Улудж-Али.[181]

Новинку, шесть венецианских галеонов с мощной артиллерией и высокими бортами, шедших без весёл, а только по ветру, по совету Альваро де Санде, выдвинули вперёд.

– Они как бастионы, огнём своих орудий, разрежут флот османов!

Глаз не мог охватить, выстроившиеся для битвы флоты![182] Управлять такой громадиной было не то что сложно, а практически невозможно! Оставалось только надеяться на опытность командующих эскадрами, и на храбрость солдат и моряков.

Но Хуан Австрийский, перед самой битвой, успел и смог отдать приказание на все корабли – расковать сидевших на вёслах рабов-христиан. Оружие им правда не дали, говоря:

– Искупайте свои грехи и преступления, душите, топите, рвите зубами врагов Веры Христовой, и добывайте оружие в битве!

Османы не могли поступить также, так как ислам запрещает обращать в рабство единоверцев, и на вёслах у них сидели только рабы-христиане.

Битва началась с атаки цетра Али-паши на центр христианского флота.

– С Богом! – Хуан Австрийский прекрестился и надел свой шлем. Тоже за ним повторили и все находящиеся на его флагманской галере «Реал».

Венецианские галеоны отлично выполнили возложенную на них задачу, разревав залповым огнём строй османских галер, нанеся им первые потери и вызвав панику.

Али-паша, показывая всем, что не боится и презирает смерть, встал на носу своей галеры «Султан».

– Вперёд! Только вперёд! Быстрее на вёслах, подгоняйте рабов! Только вперёд!

Забивая рабов, они стремительным скачком вышли из-под смертельного огня галеонов,[183] и навались на строй галер христианского флота. От залпа османских пушек, рухнула на палубу грот-мача, убив и покалечив многих. Таран «Султана» пропорол «Реал». Мощная, деревянная фигура Нептуна отвалилась с его носа, сломав борт османскому флагману.

– Вперёд! На абордаж!

Янычары, дико крича, полезли на борт христианского корабля.

Залп аркебуз, и ощетинившаяся пиками испанская пехота Сардинской терции и специально отобранные в охрану Его Светлости ветераны, мужественно встретила врага.

Альваро де Санде, на корме, удерживал рвущегося в битву Хуана Австрийского.

Всё смешалось, десятки кораблей сцепились намертво, и тысячи людей, крича, молясь и ругаясь, кинулись убивать. В один миг палуба «Реала» оказалась заваленной трупами, в этом месиве копошились раненные, кровь потоками стекала в море.

Мехмет Сирокко, хорошо знающий эти воды, обошёл венецианскую эскадру Агостино Барбариго с флангов и полностью её окружил.

Джованни Андреа Дориа и Улудж-Али, оба опытные и осторожные, стараясь не подставить свои фланги под удар противника, маневрируя, сваливались мористее.