Альваро немного слышал о Хуане Австрийском. Этот бастард, воспитанный при дворе, тяготился своим положением, никогда не сидел на месте, всегда куда-то бежал и рвался. Он уже успел отличиться, командуя флотом против североафриканских пиратов, быстро и наголову разгромил восставших морисков, и вот теперь, рвался на войну с османами. Из разговора, Альваро узнал, что 25 мая, по инициативе папы римского Пия V, в соборе Святого Петра, была создана Священная лига христианских государств. В неё вошли – само папство, Венецианская республика, Мальтийский орден, и подвластные Испании итальянские государства – Савойское герцогство, Генуэзская республика, Великое герцогство Тосканское и Пармское герцогство.

– Ведь это мой прямой долг, продолжать дело моего отца! – всегда, к месту или не к месту, дон Хуан выпячивал и подчёркивал, что он не безродный бастард, что он сын короля и императора Карла, что он Габсбург!

– И я счестью пронесу крест Христа, против полумесяца!

Король Испании Филипп II, пока показывал вид, что всячески поддерживает своего единокровного брата, что они одна семья, пока терпел его заносчивость и амбиции.

Его Светлость не стал долго задерживаться, и выпив чашечку модного, завезённого из Нового Света горячего чоколата, съев пару сахаренных минадалин, засобирался в путь, сказав напоследок:

– Я жду вас, сеньор де Санде в Мессине! Вместе, мы победим! Мы разгромим османов!

Он оставил Альваро де Санде полтора десятка слуг, сплошь знатных кабальеро, для свиты. После прощания, они вольготно расположились, вознамерившись продолжить пир и повеселиться, но Альваро де Санде удивил их.

– Нет времени рассиживаться, господа. Торопитесь, собирайтесь, мы уезжаем. Его Светлость наверняка задержиться в Милане у губернатора, в риме у папы и в Неаполе у вице-короля. А нам надо, как можно скорее добраться до Мессины, осмотреть войска, озаботиться комлектованием и снабжением. Ну, чего расселись? Встать! Бегом собираться!

Подзабытые, властные нотки маэстро-дель-кампо, заставили свиту вскочить и кинуться выполнять приказания.

Они затащили в дом несколько сундуков с нарядами и костюмами, тюки с доспехами и оружием, но Альваро отверг сей дар Хуана Австрийского, открыл заскрипевшую дверцу шкафа и достал свой старый, изъеденный молью камзол. Вслед за ней кожаную курту без рукавов, полинявшую красную перевязь маэстро-дель-кампо, купленный в Константинополе меч, который был с ним на Мальте.

– Вишь, как оно. Снова мы с тобой вместе… Теперь мы отплатить османам, за всё! На Мальте дали им попробовать твоего острия, и теперь вот…

Но клинок, заржавев, не выходил из ножен.

– Эй, ты! Быстро снеси меч в лавку оружейника за углом, пусть почистит и наточит. А вот это всё, – Альваро кивнул в сторону сундуков и тюков, – отнесите в монастырь Санта-Мария Гареньяно, передайте настоятелю падре Лоренцо, скажите, что от меня. Пусть продаст всё это барахло, а деньги употребить на нужды госпиталя.

Свита подогнала к крыльцу карету, но Альваро взъярился, закричал, затопал ногами и замахал руками.

– Это что ещё такое? Оставьте это корыто для беременных баб и жирных епископов! Мне же, оседлайте коня! Самого резвого и быстрого! Я, тороплюсь!

И хоть больно и трудно было, с его-то, распухшими, негнущимися от старости коленями, но он, не показывая вида, довольно легко и молодцевато вскочил в седло.

В Мессине царило настоящее Вавилонское столпотворение! Двести боевых кораблей, сто кораблей обеспечения и снабжения, десятки тысяч пехоты и кавалерии, артиллерия, сапёры, обозы, телеги, маркитаны и проститутки, солдатские жёны и дети, команды кораблей и галерных гребцов, тысячи слетевшихся сюда проходимцев и авантюристов, – все они забили улочки древнего города, создавая невообразимую, дикую толкотню, шум, крики, драки.

Но Альваро чувствовал себя здесь как рыба в воде, уж точно, находясь на своём месте. Быстро разобравшись в этой бестолковости и сумятице, он преступил к организации армии из разрозненных частей различных государств.

Он тепло поприветствовал давно знакомого Маркантонио Колонну, того самого, кто командовал испанской кавалерией в Сиенской войне, а теперь возглавившего папский флот.

В Сицилийской терции можно было положиться на капитана Диего Энрике де Кастанеде и Манрике.

Старый друг, лекарь, когда-то спасший и выходивший его, Родриго де Сервантес Сааведра, прислал письмо, в котором, среди слов поздравлений, восхищения, и веры в победу христианства над исламом, писал, что два его сына – Мигель и Родриго де Сервантесы, служат солдатами в терции Неаполя.

И ещё Альваро знал, что в терции Священной лиги,[174] служит знаменосцем его сын Родриго де Санде.

«И как это Антония, ненавидящая войну и солдат, отпустила его?»

Он попросил верных людей, и они разыскали его сына. Издалека, шмыгая носом и потирая покрасневшие от слёз глаза, Альваро любовался сыном. «Вон как вымахал! Да и в плечах широк! Точно как я был, в молодости! А красотой лица, весь в мать… Её глаза, нос, чувственные губы… 29 лет уже ему… Воевал против морисков. Наверняка знает, что я командую армией, но не ищет встречи со мной. Вот так вот… Гордый, всего хочет добиться сам…»

Родриго вдруг обернулся, и их глаза встретились. Время, остановилось! Улетели куда-то другие люди, шум, крики, топот ног и ржание лошадей, остались только они – отец и сын, и долго они так стояли, глядя в глаза друг другу. На миг Родриго вздрогнул, подался чувству, качнулся, сделал шаг вперёд, готовый кинуться в объятия отца. Но, сдержался…

«Храни тебя Господь, сынок! Пусть бережёт и охраняет тебя, Матерь Божья Дева Мария!»

Мнения, как это всегда бывает при скоплении разных людей, разделились.

Испания, в лице вице-короля Неаполя Педро Афана де Риберы и друга и советника короля Филиппа II – Антуана Перрено де Гранвела, настаивала на обороне силами Священной лиги побережья Южной Италии, Сицилии, Мальты.

Венеция тянула всех в Восточное Средиземноморье, на помощь осаждённой Фамагусте.

Легаты папы Пия V, не имея конкретной цели, говорили о новом Крестовом походе христианства против ислама.

Генуя, верная продолжателями политики Андреа Дориа,[175] не хотела усиления ни Испании, ни Венеции.

Да и в мелких итальянских государствах, подвластных Испании, уже появились мысли о независимости, по примеру Фландрии.