— Хочешь, будет еще лучше?

Виктория блаженно покачала головой.

— Лучше просто быть не может!

— Нет, может, — настаивал Майлз. — Для этого нам нужно снять одежду. Нагота дает совершенно упоительные ощущения.

— Правда? — неуверенно проговорила Виктория, терзаясь самыми противоречивыми чувствами. Ей очень хотелось верить Майлзу, но вся ее предыдущая жизнь все ее воспитание никак не поощряли подобной смелости. С минуту поколебавшись, все же подчинилась и, присев на постели, стянула рубашку через голову.

— Ты самая красивая женщина в мире, — прошептал после долгого молчания Майлз. При виде обнаженной Виктории у него разом пересохло во рту. Он смотрел на девушку, упиваясь изящными изгибами ее тела, пожирая взглядом полные груди, золотившиеся в отблеске свечи, ее волосы, которые темными волнами ниспадали на атласные нагие плечи.

— Вот, мистер Уэлсли, — прошептала Виктория, опустив глаза. — Я нагая перед вами — вы ведь хотели увидеть меня нагой, верно?

— Ты — само совершенство! Точь-в-точь такая, как я думал. Вопрос теперь в другом — хочешь ли ты увидеть меня?

Виктория непроизвольно облизала губы.

— И-м… не знаю, что и сказать… Ну, ладно… хотела бы.

Майлз поднялся и сбросил тонкое шелковое белье, молясь втайне, чтобы вид мужской плоти не вызвал у Виктории отвращения.

— Вот таким меня сотворил господь бог, — пробормотал он.

Взгляд Виктории скользнул по его смущенному лицу, широкой мускулистой груди, плоскому животу и наконец остановился на самом неопровержимом доказательстве обуявшей мужчину страсти.

— Слушай, — вдруг сказала девушка, — до чего же ты похож на Кингз Рэнсома!

Майлз меньше всего на свете ожидал услышать подобное из уст своей женушки-скромницы. Несмотря на всю пикантность ситуации, он не выдержал и расхохотался.

— Благодарю за комплимент, миледи!

Виктория в замешательстве посмотрела на мужа.

— Не понимаю, что здесь смешного? Я вовсе не хотела шутить.

Майлз заметил, что она смутилась, и со смехом пояснил:

— Прежде меня никогда не сравнивали с жеребцом.

Виктория вспыхнула.

— Боже, какая я глупая!..

— Ну, ну, успокойся, — сказал Майлз, испугавшись, что она снова замкнется в себе. — Поверь, я польщен.

Он опустился на кровать и снова заключил Викторию в объятия. Склонясь над ней, Майлз легонько касался губами ее нежной шеи, плеч, груди, атласной округлости живота. Спустившись чуть ниже, он замер и тихонько подул на черный треугольник шелковистых волос… И наконец поцеловал тугой нежно-розовый бутон сокровенной плоти.

Виктория застонала от наслаждения, и Майлз удвоил усилия, стремясь укрепить свою маленькую победу.

Почувствовав, что Виктория уже вне себя от возбуждения, он поднял голову и прошептал:

— Тори?

— Да? — еле слышно пробормотала она, не поднимая век.

— Прошу, посмотри на меня.

Она приоткрыла глаза, затуманенные страстью:

— Хочешь, чтобы мы сделали это сейчас?

Майлз кивнул:

— Хочу. Предупреждаю, однако, что в первый раз тебе будет больно.

Темные глаза Виктории расширились, и в них отразился неподдельный ужас.

— Вот и самое страшное…

— Не так уж это страшно, дорогая, — заверил Майлз. — Да, будет немного больно, но поверь — этого не избежать.

— Я знаю. Все говорят, что это просто ужасно.

Майоз прикрыл глаза и про себя выругал всех безмозглых баб, которые внушили его женушке эти глупые страхи.

— Тори, повторяю, будет больно всего только раз. Один-единственный.

Очень медленно и нежно он раздвинул ее трепещущие бедра. Девственное лоно Виктории дышало влажной истомой, и Майлз без труда вошел в нее. Дрогнув от боли, она подалась было назад, но Майлз, по опыту зная, что останавливаться нельзя, удвоил усилия и нежным поцелуем запечатал ее дрожащие уста.

— Прости меня, — прошептал он, когда ее приглушенный вскрик замер и в комнате наступила тишина. — Все, уже все.

Виктория едва сдерживала слезы, но облегченно вздохнула, ощутив, что боль стихает. Она немного расслабилась, и Майлз, ободренный этим, поспешил закрепить успех.

Он двигался плавно, размеренно, и Виктория, зачарованная этим ритмом, ощутила, как в самых недрах ее естества растет и ширится неведомый прежде сладостный жар. Упоительный восторг все рос и рос, заполняя все ее существо. Наконец она закричала от наслаждения, целиком отдавшись пьянящей новизне страсти.

Когда затих сладостный трепет, они долго лежали молча, не в силах разомкнуть объятия. Потом Майлз шевельнулся, поднял голову и, с улыбкой глядя на жену, спросил:

— Тебе понравилось?

Виктория ответила ему смущенной улыбкой:

— Ты был прав. Все это не так уж и страшно.

— А с каждым разом будет все лучше и лучше! — воскликнул Майлз. — Больше никакой боли, обещаю, — только радости плоти.

— Уж и не знаю, почему моим подругам это не нравится? — вздохнула Виктория и потянулась всем телом. — Должно быть, они как-то по-другому это делают. Не так, как мы.

Майлз хмыкнул:

— Точно. По-другому.

— Вот только одно меня огорчает…

Майлз удивленно глянул на нее.

— Огорчает? Вот как? И что же это, хотелось бы знать?

— То, что мы можем заниматься этим только раз в неделю.

— Раз в неделю?! Кто тебе это сказал?

— Мери Энн. Она говорит, что они с Томом занимаются этим раз в неделю — по субботам.

— Бог ты мой! — сочувственно вздохнул Майлз. — Бедняга Том!

— Что такое?

— Да так, это я о своем… — Он всмотрелся в лицо жены. Глаза у нее сами собой закрывались. — Тори?

— М-да?

— Послушай меня. Открой на минутку глаза.

Виктория с усилием приподняла веки.

— Слушаю.

— У любви нет ни законов, ни расписания. Люди занимаются любовью, когда им того хочется. Вот и мы будем делать это так часто, как только захотим. И не только по субботам или, к примеру, вторникам. Мы можем делать это каждую ночь — даже два раза за ночь, если уж на то пошло.

Майлз с минуту помолчал, потом улыбнулся и заговорил снова:

— Знаешь, Тори, если бы я тебя не нашел, я, наверное, сошел бы с ума.

Виктория сонно моргнула.

— Правда?

— Правда. Обещай мне, что не станешь больше от меня убегать.