— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— Когда начались регулы?

— В тринадцать… Дайте попить, прошу вас!..

Говоривший отвернулся.

— Ньето, вы всерьез считаете, что она пять лет прожила, не привлекая внимания?

Ньето. Вот как зовут моего мучителя.

Ньето.

— Я считаю, что она научилась управлять своим… флером, — выплюнул Ньето. — Я наблюдал, как она выманивает деньги на площади, а потом спровоцировал на вспышку, от которой, слава Светлым богам, меня защитил амулет.

— А может, вам показалось, что амулет защищает вас? Иногда медальоны просто блестят…

— Я не потерплю такого тона, Рамос!

— Тише, господа, вы пугаете девушку, — мягко заговорил третий, и спорщики моментально умолкли.

Мужчина зачерпнул ковш воды, поднес к моим губам, придержал, помогая пить.

— Как тебя зовут?

— Лира, господин, — заплакала я. — Клянусь, я не шильда!

— Ты римела?

— Нет, я лизарийка… Беженка. Я прибилась к табору под Пратчей…

— Ты знаешь, что ложь противна Светлым, Лира? — укоризненно спросил тот, кого называли коадъютором. — Римела не берут чужих.

— Я не лгу, господин! Меня спас Лачо, он привез меня в табор…

— Почему он тебя спас, Лира?

— Мы любили друг друга, — прошептала я. — Иногда встречались… Еще до войны, когда табор приезжал в Лэйн. Лачо нашел меня… когда я умирала.

Коадъютор сжал мою ладонь, рассматривая кривые изломанные пальцы. Алая тусса его мантии блестела в свете факела, переливалась всеми оттенками красного.

— Кем были твои родители, Лира?

— Я из рода Клементе, Младшая ветвь, — назвала я захудалую дворянскую фамилию, казненную Йаррой за подстрекательство к бунту.

— У тебя были домашние животные? Канарейки, кошки, собаки?

— Кошка, господин.

— Она была послушной?

— Только если накормить сметаной…

Коадъютор засмеялся. Вроде бы весело, но от его смешков меня пробрало ознобом.

— Как ее звали?

— Уголек.

— Ты ездишь верхом?

— Нет, господин, не умею. У отца не было денег на приличный выезд, а мулами он брезговал.

— Ох уж эта гордость родовитых бедняков, — покачал головой коадъютор. Убрал волосы с моего лица, сжав подбородок, повернул обожженную щеку к свету, и я вскрикнула от боли в затекшей шее.

— Потерпи, дитя. Еще несколько вопросов, и мы отпустим тебя.

— Я ни в чем не виновата, господин…

— Хочешь еще воды?

— Да, пожалуйста!..

Мои зубы заклацали о жестяной ковш, вода пролилась на дерево колодок. Подсохшая корочка на губах снова начала кровить.

Сердце стучало так, будто хотело проломить грудную клетку, меня тошнило от боли и слабости. А от страха дрожали ноги. Коадъютор до жути напоминал мне Ремайна, Четвертого Советника. Милейший старичок, тот с одинаковой улыбкой хвалил повара за ужин и принимал участие в княжеской охоте на двуногую дичь.

Я не хочу умирать! Господи, я же не виновата, что родилась такой! Я не хотела флера, я проклинала его! Все, все, что со мной случилось, — Стефан, Джайр… Йарра — все из-за него! Йарра, Йарра, Йарра, где же вы?.. Найдите меня, ну пожалуйста! Помогите мне…

— Как вышло, что девица дворянского рода пребывала незамужней до восемнадцати лет?

— Я бесприданница, господин…

— Расскажи мне, как ты встретилась с суфраганом Ньето? С господином, что привез тебя сюда?

— Я гадала на площади вместе с римела, — прошептала я. — Господин Ньето попросил погадать на удачу, а потом ударил меня. Очнулась я здесь.

— Она вспыхнула флером, господин коадъютор!

— Помолчите, суфраган. Вашу версию, переполошившую город, я уже слышал. О чем вы только думали, выкрикивая обвинения на площади? Вы хоть представляете, что это такое — взрослая шильда? Существо, превращающее людей в животных, способное заставить их убивать друг друга?.. Вы паники хотели в Барсене, суфраган Ньето?.. Или в провинции? Мне пришлось потратить уйму сил, чтобы успокоить слухи, чтобы заставить самых болтливых умолкнуть! Я ценю ваше рвение, вижу молодость, понимаю желание услужить Ордену и потому не стану писать Кардиналу о вашей ошибке… Я сказал, ошибке! — повысил голос коадъютор, заметив, что Ньето пытается возразить. — Вы говорите, что девушка контролирует флер. Кто бы мог обучить ее этому? Где бы она взяла артефакты, запирающие проклятие, если все браслеты принадлежат Ордену?

Не все…

— Или эта нищая лизарийка имеет контакты с боргами?.. Или наши люди пропустили ее первую неконтролируемую вспышку?

Их люди?!

— У шильды нет шансов дорасти до восемнадцати лет и не привлечь внимания.

— Если у нее нет покровителя, — буркнул под нос Ньето.

Третий, тот, что облил меня водой, громко хмыкнул. Коадъютор тоже услышал.

— И кто же ее покровитель? Римела? Этот, как его… Лачо? Будь у нее покровитель, она не оказалась бы в таборе. Снимите с девочки колодки.

— Но…

— Снять!

Светлые боги! Неужели?! Меня затопила эйфория, даже боль, кажется, ушла. Господи, меня отпускают! Спасибо! Спасибо!

— Спасибо, господин, спасибо!

— Не благодари меня, дитя, — улыбнулся коадъютор и, наклонившись, поцеловал в лоб. — Свет в тебе. И прости нас. Наш долг — защищать добрых людей от созданий Тьмы…

Он еще что-то говорил, но я не слушала: Ньето и тот, второй, разомкнули колодки, и боль вернулась. Ахнув, я упала на мокрую солому — ноги отнялись, спины и шеи я совсем не чувствовала. Всхлипывая, я начала растирать руки, плечи, возвращая им чувствительность, и, помню, все поглядывала на ведро с водой, стоящее в углу камеры, — разрешат ли еще попить? Боги, а как хочется есть!.. Я не знаю, сколько пробыла здесь, по ощущениям — не меньше недели, но вряд ли так долго. Дня два, может быть, три.

Хоть бы только римела не уехали!..

Господи, неужели закончилось? Спасибо, Анара, спасибо, Светлые!

— Я велел снять колодки, а не артефакты, суфраган Рамос, — жесткий голос коадъютора заставил меня вскинуть голову. От резкого движения в глазах поплыло, и мужская фигура в алом шелке показалась огненным столпом. — Я тоже человек и тоже могу ошибаться. Мы обязаны проверять всех подозреваемых в ведовстве, тем более если обвинение выдвигает рукоположенный брат Ордена. Выпускайте животных.

— Каких животных? — помертвела я, а глаза Ньето вспыхнули торжеством.

— Их не кормили неделю, — ухмыльнулся мой мучитель и поспешил к выходу.