— Причёски стрижёт.

Вера осмотрелась, ища среди вывесок знакомые иероглифы или картинки с ножницами, не нашла.

— А он точно тут был, ухан твой?

— Точно, — надулась девочка, — был и делся.

— Надо у кого-нибудь спросить, уханы бесследно не пропадают.

— Никто не скажет, — махнула рукой девочка, — со мной никто не разговаривает.

Вера опять осмотрелась, обратив внимание, как смотрят теперь уже на неё. Украдкой, через плечо, с неодобрением и возмущением, с непониманием, с каким-то брезгливым страхом, как на заразную больную.

«Этот мир сошёл с ума.»

— Мы спросим, — решительно кивнула Вера, сделала шаг к ближайшему прилавку и остановилась, когда ей преградил дорогу министр Шен:

— Куда вы собрались?

— Спросить у людей, куда делся ухан.

Её подёргали за платье, она опустила глаза и увидела испуганную мордашку девочки, она округлила глаза и прошептала:

— Не говори с ним, дядя страшный.

— Дядя умный, — ободряюще улыбнулась Вера, — он твоего ухана сейчас мигом найдёт.

— Что вы потеряли? — обречённо вздохнул министр, Вера сделала серьёзное лицо и отчиталась:

— Большой красный ухан, в котором стригут причёски, был здесь и делся.

— Парикмахерская «Махаон», — поморщился он, глядя в сторону, — никуда она не делась, она в этом доме, просто главный вход перенесли на другую сторону. Надо дойти до конца ряда, повернуть и пройти ещё столько же, там будет вывеска.

Вера улыбнулась ему с неземным обожанием и посмотрела на девочку:

— Найдёшь?

— Я там не была, — она решительно нахмурилась, опустила голову и пробурчала: — Но я постараюсь найти. Скажи дяде спасибо, он правда умный.

— Сама скажи, он не кусается.

— Он не будет со мной разговаривать, — девочка засопела, решительно кивнула и стала неохотно разворачиваться. Потом обернулась и подняла голову: — Спасибо тебе, ты очень хорошая. Как тебя зовут?

— Вера. А тебя?

— Камешек. Вера как «верить» или как «радуга»? — Вера поражённо распахнула глаза и улыбнулась:

— Ты слышишь «Вера» как «верить»?

— Я не могу понять, — свела брови девочка, — я слышу и так, и так. Как правильно?

— И так, и так правильно. Знаешь, ты первая, кто услышал «верить».

— Остальные слышат «радуга», потому что ты красивая. — Девочка потопталась на месте, осмотрелась, как будто ища причину ещё задержаться.

— Ты боишься туда идти? — полуутвердительно спросила Вера, девочка вздохнула, пожала плечами и кивнула:

— Я только здесь знаю и к бабушке, я больше никуда не хожу.

— Ну хочешь, я с тобой схожу?

Девочка удивлённо улыбнулась, потом нахмурилась и с сомнением смерила Веру взглядом:

— Мама говорит, босые с обутыми рядом не ходят.

Вера подняла брови, потом пожала плечами и сняла туфли, сунула их в пакет с бисером и нитками, улыбнулась опешившей девочке и развела руками:

— Ещё претензии есть?

Девочка зажала рот ладонью, смеясь и тараща глаза, убрала руку и с улыбкой заявила:

— Ты очень, очень странная. Идём. — Она протянула Вере руку, Вера взяла и они пошли. Девочка плелась нога за ногу, Вера тоже не спешила — мостовая была тёплой, а к злому сопению министра за спиной она быстро привыкла.

— А у тебя в пакете ничего об туфли не вымажется? — девочка стеснительно улыбалась, Вера мотнула головой:

— Нет, там нитки, они хорошо упакованы.

— Ты будешь вышивать?

— Попытаюсь, — высунула язык Вера, — я давно этого не делала.

— А кем ты работаешь?

— Художником.

— О! — в карих раскосых глазах вспыхнула бездна уважения, Вера прямо загордилась своей профессией, спросила:

— А ты кем будешь, когда вырастешь?

— Нахлебником. — Вера рассмеялась, девочка весело пожала плечами: — Мама говорит, нахлебник на работу не ходит, а сидит дома и в носу ковыряется. Я не хочу на работу, там устают и задолбаются.

Вера рассмеялась ещё громче, кивнула:

— Мудрая мысль.

— Но мне придётся, — грустно пожала плечами девочка, — где-то деньги надо брать. Я буду, наверное, посуду мыть или стирать. Я хочу как мама, причёски, но мне свою голову никто не даст, я им всем не такая. Но посуду мыть я не хочу, я её дома лишь бы не мыть, а на работе придётся целый день. Сдохнуть можно.

Вера сочувственно вздохнула.

— Работа должна быть такая, чтобы нравилась. Художником, например.

— Я не умею, — качнула головой девочка.

— Так никто сам по себе не умеет, все учатся. — Девочка посмотрела на Веру с недоверием, она кивнула: — Да, я тоже не умею, но я тщательно скрываю. Если кому-то не нравится мой рисунок, я говорю им: «Я так вижу», — она изобразила творческий снобизм, девочка расхохоталась, Вера озарённо распахнула глаза: — Ой, я забыла. У меня раскраска есть, хочешь?

— Раскраска — это как?

— Ну, готовые картинки, надо только раскрасить. И мелки у меня есть. — Она заглянула в сумку и заговорщически улыбнулась девочке: — Хочешь почувствовать себя художником?

— Я не знаю, — она улыбалась, притопывала на месте и мялась, — а можно?

— Конечно, — фыркнула Вера, — мои мелки, что хочу, то и делаю. Надо только сесть где-то. О, давай здесь, — она кивнула на полупустую закусочную под навесом, подвела девочку к свободному столику и приглашающе похлопала по лавке: — Садись. — Поставила на стол свои пакеты, достала раскраску и мелки, сняла с плеча сумку. К ним за столик молча сел министр Шен, делая вид, что он не с ними, Вера на него не посмотрела.

Подбежал толстый цыньянец в переднике и с блокнотом, поклонился чуть ли не до земли и затараторил:

— Какая честь для моего заведения, что я могу предложить прекрасной госпоже и её спутникам? Простите за скромное меню, из белой муки только пирожки с вишней.

— Будешь пирожок с вишней? — посмотрела на девочку Вера, та испуганно округлила глаза и прошептала:

— У меня нет денег.

— Я угощаю. Составь мне компанию, я за сегодня съела один бутерброд, и тот маленький.

— Ладно, — смущённо хихикнула девочка, Вера повернулась к министру:

— Вы будете?

— Нет, — не разжимая губ и даже не глядя в её сторону. Девочка напряглась и сжалась, Вера ободряюще ей улыбнулась и кивнула хозяину:

— На двоих, пожалуйста.

— Сию минуту, госпожа, — он опять сложился пополам в поклоне и убежал, Вера открыла раскраску и предложила девочке мелок: