– Да ты что? – переполошилась Женька. – Надо же…очень больно?

– Нет, но художнику об этом знать ни к чему. Звони в дом,интеллигентные люди просто обязаны помочь.

– О господи, я ведь решила, что ты взаправду.

Женька бросилась к калитке и надавила кнопку звонка. Голосана мгновение стихли, потом хлопнула входная дверь, а вслед за этим распахнуласькалитка. Мужчина лет сорока с бородой и густой шевелюрой до плеч смотрел наЖеньку со смешанным чувством удивления и тихой грусти.

– Слушаю вас, красавица, – произнес он и улыбнулся.

– Подруга подвернула ногу, – трагически сообщилаЖенька. – У вас есть телефон?

– Телефон есть, но ближайший фельдшерский пункт находится вдвадцати километрах. – Он уже шел ко мне. Я страдальчески сморщилась,потирая ногу. – Давайте я взгляну.

– Вы в этом что-нибудь понимаете? – запаниковала я.

– Немного. Я – художник, а художникам положено знатьанатомию. К тому же я заядлый охотник, а на охоте всякое случается. – Онстал ощупывать мою ногу, то и дело спрашивая: «Здесь больно?» Я старательноприслушивалась к своему организму и отвечала, очень надеясь, что моепритворство не разоблачат. – На щиколотку надо наложить тугую повязку, ивсе будет нормально, – заверил он по окончании осмотра, посмотрел на меняи вдруг заявил: – А у вас очень красивое лицо, и необычное.

– Что в нем такого необычного? – удивилась я.

– Глаза. Я бы хотел написать ваш портрет.

– Вот здорово, она об этом просто мечтала, – влезлаЖенька. – Правда, Анфиса?

Тему развить не удалось, потому что дверь снова хлопнула имужской голос спросил:

– Валентин, что случилось?

Мы с Женькой в недоумении переглянулись, потому что голоспоказался знакомым. Тут калитка распахнулась, и мы увидели Петренко. ПавелИльич, одетый в старенький спортивный костюм, шагнул нам навстречу, ифизиономия его начала вытягиваться.

– Женя, – прошептал он. – Откуда ты здесь?

– Не поверишь, дорогой, но у меня тот же вопрос ктебе, – растянув губы в улыбке, сказала Женька. Улыбка у нее, к слову,вышла зловещей.

– Я… – Павел развел руками. – Приехал к своему другу,погода прекрасная, взял отпуск, чтобы немного порыбачить. Кстати, я тебе звонилраз сто, ты постоянно была в зоне недосягаемости.

– Какое совпадение, – ответила Женька. – И язвонила. Мы тоже рыбу ловим… в мутной воде.

– Вот так встреча. Где вы остановились?

– В гостинице, в шести километрах отсюда.

– Я так понял, вы хорошо знакомы? – вмешался Валентин.

– Вот этот тип не так давно клялся мне в любви, –сурово произнесла Женька.

– Да я и сейчас готов. А в чем, собственно, дело?

Мы замолчали, переглядываясь, наверное, каждый искал ответна этот вопрос.

– Моя нога, – робко пискнула я.

– Ах ты господи, – опомнился Валентин. – Надовнести девушку в дом.

– Нет, нет, я сама… попробую.

Он подхватил меня под локоть, и я заковыляла к калитке, незабыв скорчить страдальческую гримасу. Женька бросала гневные взгляды на Павла,а тот суетливо забежал вперед, распахивая перед нами двери. Мы вошли в дом.Просторный холл был завешан картинами: пейзажи, портреты старушек назавалинках, натюрморты из связок лука, рыбы и горшков. Я начала с интересом оглядываться,на мгновение забыв про больную ногу.

– Это ваши картины?

– Мои, конечно. Нравятся?

– Очень.

– Великая сила искусства. Анфиса почти не хромает, –заметил Павел. Я попыталась уловить издевку и от избытка старания сталаприпадать не на ту ногу.

– Ваша живопись действует… освежающе, – нашлаподходящее слово Женька. – Сейчас все больше нас, бедных, такой мазнейпотчуют, а здесь все понятно и с настроением. Слава богу, не перевелись ещеталанты на Руси.

– Золотые слова, – заявил еще один мужчина, появляясь вхолле. Крупный, небритый, в шортах и майке, которая с трудом облегала егоогромный живот. – Ну вот, Паша, а ты на скуку жаловался, смотри, какиекрасавицы, – сказал он и представился: – Симонов Егор Алексеевич.

– Анфиса, – сказала я, протягивая руку.

– Между прочим, она популярный писатель, – влезПавел. – Детективы пишет.

– Красивая девушка – дар небес, а когда она еще италантлива… у меня профессия прозаическая, инженер-технолог.

– Это он прибедняется, Жора пишет прекрасные стихи, –сказал Валентин.

– Евгения Петровна, – все еще суетясь, представилЖеньку Павел. – Журналист и просто красавица.

– Вот и славненько, прошу к столу, – предложилВалентин.

Мы вошли в кухню. На самодельном крепком столе с толстыминожками стоял самовар – вопреки устоявшемуся мнению, что рыбаки и художникипьяницы, все трое предпочитали чай с баранками.

Меня, как пострадавшую, устроили в кресле и перетянулищиколотку бинтом, после чего все расселись на стульях.

– Значит, ты решил отдохнуть, – выпив чашку чая,полезла Женька к Павлу с расспросами.

– Да, а что такого? Я собирался пригласить тебя с собой, ноне мог дозвониться, все гадал, куда ты исчезла, а ты, оказывается, здесь.

– То, что я здесь, неудивительно, а вот ты…

Стало ясно, что Женька намерена выяснять отношения, и еслиона сейчас все выложит Павлу, можно оставить надежду, что нам удастся узнать,кто был другом Натальи. Я умоляюще смотрела на подругу, недобро желая ейподавиться и немного помолчать, но мои взгляды она игнорировала, а господь несобирался потакать моим глупым желаниям. В общем, разборки продолжались.

– Что я? – удивился он.

– Помнится, я спрашивала, знакомы ли тебе эти места, и тыответил – нет. А теперь выясняется, что ты…

– Женечка, я ничего не понимаю, – пролепетал Павел. И всамом деле, он выглядел весьма растерянным. – Я не помню, чтобы мыупоминали это место.

– Я тебя спрашивала, куда вы ездили с отцом и дедом? И тымне ответил…

– Что я не помню, – с готовностью кивнул Павел. –Мне было тогда лет семь или восемь. И я, если честно, никогда не был силен вгеографии. Опять же, я не в состоянии понять, при чем здесь Прохоровка?

– Ты не знал, что в соседней деревне в бывшем лагере длявоеннопленных твой дед был охранником?