В течение дней, проведенных в Никко, я неоднократно наблюдал явление, отмеченное Чемберленом и называющееся симо-басира, – ледяные столбики, в виде шестигранных призм, расщепляющихся на тонкие ледяные волоски наподобие горного льда. Столбики эти образуются под верхним слоем оттаивающей земли, которую они разрыхляют и поднимают кверху. Можно подумать, что там копошатся жуки. Явление это я особенно рельефно наблюдал на рыхлой дороге к водопаду Кирифури. Подтаивая и ломаясь, столбики эти издают чрезвычайно нежный, слегка звенящий звук. Они как будто живое существо, не только шевелящееся, но и издающее звуки среди окружающего безмолвия.

До чего воздушны японские постройки: их сотрясают даже призраки – среди ночной тишины чувствуется сотрясение от двигающихся где-то легких ног. Весь отель в несколько десятков комнат не более как карточный домик.

Токио. 7 марта

Сегодня покидаю Никко. За отсутствием аппетита первый утренний завтрак, от которого я давно отказался в Токио, состоял из одного вареного риса и чашки кофе.

Японка, ведавшая моим кормлением, увидя нетронутый хлеб, заметила, уходя: «как англичанин», видимо, надо было принять за похвалу. Она не совсем права: англичанин не тронул бы хлеба, заменив его доброй порцией бифштекса.

И здесь чаевые составили 33 процента всего, что стоил мне отель. Развращают прислугу богатые американцы и русские евреи. Японцы дают чаевые хозяину перед въездом в гостиницу и не имеют никакого дела с прислугой. В этом тоже большой недостаток: хозяин получает как бы надбавку к плате, а прислуга чаще всего остается ни с чем.

Всю дорогу любовался только что покинутой горной грядой Никко. С изменением расстояния постоянно менялись и контуры гор, и особенно их освещение. Чудесная панорама. Сёгун Иясу, видимо, понимал красоту природы и оценил господствующее положение никкской группы гор, выбрав их для своей столицы. Горы видны почти от Токио.

7 марта у японцев праздник, кажется, в какой-то связи с рисом. Всю ночь накануне неугомонные музыканты выколачивали на барабанах однообразный мотив: не знаю, как боги, в честь которых усердствовали барабанщики, но я охотно посылал и барабанщиков, и музыку в преисподнюю. Меня и без того мучила бессонница.

Станции полны народом. И мужчины и женщины в лучших праздничных костюмах. Все веселы, вагоны переполнены, едут друг к другу на ближайшие станции. На всех шелк и одинаковый покрой одежды. Не отличишь, кто богат, кто беден, кто знатен, кто скромный труженик. Дарами земли и ясностью неба все пользуются с одинаковым удовольствием, все кажутся довольными.

Зато как ужасно чувствуется одиночество среди этой веселой чуждой толпы. В первом классе я был один, вагоны же третьего класса, наоборот, были переполнены, и мне очень хотелось пригласить трех улыбающихся девушек, которые за неимением места толпились на площадке вагона, с любопытством оглядывая и одинокого иностранца, и его пустой, унылый первый класс.

Токио. 11 марта

Заезжал Я. Уверяет, что мои шансы (не знаю – на что206) хороши даже у правых. Советует не уезжать на юг, держаться здесь японцев.

Вечером был у Мейерович, хорошо кормят, но мешает постоянная политическая приправа. Без этого, видимо, уже нельзя среди русских. А как надоела политика, и социалисты, и патриоты, и всех видов плакальщики, все время хоронящие не желающую умирать Россию.

Токио. 12 марта

Завтракал в «Империале» с Ключниковым и его спутницей-пианисткой. Ее брат, оказывается, служил у меня в конвое и тепло меня вспоминал.

Рассказывал в Йокогаме у Высоцких о поездке в Никко. Они там тоже были. Из беседы я убедился, как мало видят и переживают богатые путешественники, переезжающие лишь из одной гостиницы в другую.

Были на американском фарсе. Ни голосов, ни игры, ни музыки – одна вульгарность.

Зал полон; смокинги, открытые платья у дам и как будто все довольны; я, по крайней мере, был доволен за артистов – сбор хорош.

Токио. 13 марта

Писал деловые письма в Сибирь и здесь207.

Токио. 14 марта

Высоцкий уезжает во Владивосток. Много говорил мне о беседе с каким-то Бемом, сопровождающим товарища министра продовольствия Знаменского, командированного Омском в Америку.

Сколько, однако, у омских министров товарищей! Можно подумать, что бедные министры задыхаются от работы, если им требуется столько помощников. Знаменский от всего (больше всего, думаю, от поездки) в восторге, а Бем, наоборот, рисует тучи, из которых того и гляди грянет гром.

Был в семье капитана Шалфеева. Это на окраине Токио. Подвезли меня на автомобиле Мейеровичи. Как хорошо они ориентируются в этом огромном городе, и каким непроходимо тупым кажется их шофер-японец, изучивший в совершенстве, видимо, только одно дело – торговлю хозяйским бензином.

Шалфеев живет в японском особняке, выходящем фасадом на военное поле, при доме чистенький садик. Он встретил нас со своей маленькой дочуркой. Супруга Ш. по отцу шведка, по матери японка. Шестеро малышей говорят только по-японски; все, кроме маленькой Вали, ходят в японскую школу. Ш. живет очень замкнуто, много думает, хорошо знает японский язык.

Семья чудесная, сплоченная. Много радушия и простоты. Вернулся домой по круговой электрической дороге; это большое удобство, очень быстро и дешево.

Токио. 15 марта

Был Исомэ. У японцев чувствуется какая-то неуверенность. Очень заметно раздражение против Америки; реализовать его они тем не менее опасаются, особенно в связи с событиями в Корее. Им всегда приходится помнить сырьевую зависимость от Америки; без американского хлопка, железа и чугуна их фабрики и заводы станут, а при теперешних настроениях японских рабочих это весьма нежелательно.

С Омском как будто хотят сблизиться, но не могут расстаться и с Семеновым, а Омск (Колчак) и Семенов пока – огонь и вода.

Кодзу. 16 марта

Поехали в Мианошиту. До Йокогамы уже известный путь. В воздухе холодно. На дороге грязно. Около Йокогамы свернули на Кодзу. Сначала дорога шла по холмистым полям, затем почти сплошной цепью деревень и городков. Всюду цветут сливы и камелии. Особенно хороши розовые цветы сливы.

Подъезжая к Кодзу, спустились почти к самому морю. Чудесный пляж из мелкого гравия. Прибой довольно сильный.

Впереди группа гор, возглавляемых Фуджи. Сам Фуджи не виден, окутан облаками.

Встретили туристов – члены русского посольства. Они сделали пешком уже более десятка миль и бредут до следующего привала в местечке Одавара. Идея таких необходимых прогулок прекрасна.

От Кодзу, куда можно ехать и по железной дороге, до Мианошиты часть электрическим трамваем, часть пешком или на автомобиле. Дорога хорошо разработана, но требует большого внимания со стороны шофера. Были спокойны – у руля сидел Мейерович.