Готфриду выпало привязывать к столбу ослабшую и истекающую кровью Хильдегарду Кёлер. Когда он закончил, палач забил крючья на концах цепи в дерево — замки были слишком дороги и могли испортиться в жарком пламени веры.

В гомоне толпы иногда слышались обрывки фраз:

— Анна, мы будем молиться за тебя!

— … да я сам видел, как этих ведьм ловили!

— Отпустите им хоть грехи перед смертью!

— Ставлю гульден, что верёвка на руках перегорит раньше, чем она умрёт…

— Так их, еретиков проклятых! Пусть горят в аду!

— Гляди, гляди какая рожа вон у той! Устала, бедненькая? Ну умора, ха-ха-ха!

— Вот, смотри, дура, как ведьм казнят! Будешь со своим вертопрахом якшаться, самолично тебя в Труденхаус отведу!

Готфрид оглянулся. Позади него, в первых рядах толпы, стоял полный пожилой горожанин и указывал совсем ещё молодой девушке на приговорённых. Она смотрела распахнутыми голубыми глазами на ведьм, но едва встретив холодный взгляд Готфрида, в страхе отвернулась. А он только ухмыльнулся её отцу — правильно, пусть пугает девчонку, может хоть научит чему. Может быть хоть меньше этой заразы в городе будет.

Пока смертников приковывали к брёвнам, кто-то из них, сложив связанные руки, бормотал под нос молитвы, кто-то плакал, другие гордо молчали. В это время между ними ходил священник и отпускал грехи, читал заупокойные, крестя костры и приговорённых.

— Ну как дела, Гога? Ты сонный какой-то? Не выспался?

— Да, — кивнул Готфрид, ещё не подозревая, что имеет в виду друг.

— О-о, — многозначительно протянул тот. — Никак, устроил Эрике ритуальную дефлорацию?

Готфрид только недовольно скривился и отвернулся. Но Дитриха это только больше заинтересовало.

— Давай, рассказывай! — заговорщицким шёпотом сказал он, заглядывая другу в глаза.

Готфрид пытался показаться холодным и равнодушным, но желание похвастаться пересилило. Он улыбнулся и сказал:

— Всё было отлично.

— И как она в постели?

— Я не знаю, но, кажется, хорошо.

— Молодец, — Дитрих похлопал его по плечу и улыбнулся. — А сколько до неё было?

— Ни одной, — немного смущённо ответил Готфрид.

Дитрих даже отступил на шаг от него, будто от прокажённого.

— То есть как? А та шлюшка под рождество? А ведьмы, которые мылись в Регнице прошлым летом?

— Я их не трогал.

— То есть как? Почему? — удивлялся Дитрих.

— Хотел остаться чистым.

— Да ведь никто бы не узнал!

— Я хотел остаться чистым перед Богом, чтобы только после свадьбы… — Готфрид смущённо пожал плечами.

— Бог бы простил, — отмахнулся Дитрих, а потом глаза его загорелись. — Так вот почему ты так влюбился! Тут, наверное, и без колдовства обошлось…

Готфрид ничего не ответил.

— А вот про ведьм я думаю, что нельзя им давать возможность молиться или прощать грехи перед смертью, — сказал Дитрих, подойдя к Готфриду. Он уже закончил привязывать Анну Фогельбаум, с которой пару раз «веселился», однако никаких эмоций на его лице не было — он не грустил, да и не радовался особо. Сожгут и сожгут. И Готфрид втайне позавидовал такому цинизму.

— Почему нельзя? — спросил он.

— Да потому что если они при жизни Бога всячески попирали, грешили направо и налево, то зачем им сейчас прощать грехи? Сейчас-то понятно, что они будут молиться и креститься, может кто и в рай попадёт, хотя вряд ли. Но ведь кто-то всю жизнь исправно это делает, не грешит, посты соблюдает, а какому-то еретику — р-раз, пожалуйте, получите искупление, — Дитрих скривился.

— А по-моему это благое дело перед смертью дать исповедаться и грехи простить, — ответил Готфрид. — Они же мир покидают, значит и мирское можно им простить.

— Ублюдки они, — Дитрих, как всегда, предпочёл оставить последнее слово за собой.

Палачи ещё вбивали крючья в брёвна, приговорённые ещё молились, а на помост уже вышли викарий Фридрих Фёрнер и епископ Иоганн Георг. Толпа мгновенно затихла.

— Дети мои, — начал епископ. — Ужасна и недопустима зараза ереси в наших землях. Сегодня мы собрались здесь, чтобы совершить праведную казнь над еретиками и колдунами, дабы очистить наш мир от их зла, греха и порока. А сейчас пусть герр Фёрнер прочитает проповедь относительно колдовства и ереси.

Вперёд вышел викарий, коротко поклонился и начал. Проповедь была сухой и сжатой, без отступов и пауз. Фёрнер говорил быстро и громко. Казалось, что он очень торопится.

— Из сегодняшней проповеди мы узнаем, кто же такие ведьмы, что они собой представляют и как стоит относиться к ним.

Итак, лицо, вне зависимости от пола и возраста, следует считать ведьмой или колдуном, если он или она совершили одно из четырёх преступлений против Господа, также называемых crimen magiae.

Первое — участие в колдовских сборищах и шабашах. Участие в них неминуемо ведёт к остальным трём злодеяниям. Также известно, что на этих сходках ведьмы убивают невинных детей и варят их, чтобы создавать свои колдовские мази и творить прочую волшбу.

Второе — вредоносное колдовство. Если ведьма наносит вред какому-либо божьему созданию, как-либо изменяет физическую форму любого естества. К вредоносному колдовству также относится наведение бесплодия, лигатуры, разного рода заговоры против других людей, приворотные и отворотные снадобья, и прочее.

Тут следует оговориться, что женщины также могут воздействовать на чужие тела, например мужские, и производить изменения их без участия дьявола. Мы пока не можем объяснить этого, но это установленный Богом порядок вещей, поэтому не стоит приписывать эти изменения дьяволу, действующему через женщин…

Когда викарий затянул свою нудную речь, Хэлена поняла, что пора начинать. Она огляделась, пробежала взглядом по лицам окружающих. Они, все как один, застыли, жадно ловя каждое слово викарного епископа, вытянули свои морды, словно крысы, почуявшие отбросы.

Хэлена посмотрела под ноги и почти сразу нашла то, что искала — место, где четыре камня мостовой сходились таким образом, что пространство между ними имело форму более-менее правильного креста. Она запустила руку в специальную прорезь в юбке, нащупала висящий под ней мешочек и развязала тесёмки. Снова огляделась. Кажется, никто не заметил её действий. Медленно и аккуратно она запустила руку в мешочек, зачерпнула горсть могильной земли с кое-какими травами и высыпала прямо на крест между камнями брусчатки. Затем принялась шептать под нос заклинание. Смысла она не понимала, потому что не знала латыни. А на вопрос, почему именно латынь, Мать ответила так: «Их бог понимает только этот язык».

— …Третье — сношение с дьяволом, — говорил в это время Фёрнер. — Часто ведьмы совершают сей противоестественный и противный Господу греховный акт. При сношении дьявол, как правило, принимает облик козла, а значит ведьмы занимаются содомией. Все мы помним Содом и Гоморру. Господь наказал распутников огнём, извержением вулкана. Такова была Его воля. Мы же, следуя воле божьей, предаём содомитов костру.