Тут из соседней камеры донёсся крик. Душераздирающий, нечеловеческий. Кричала женщина, но из-за толстых стен можно было разобрать лишь «невиновна» и «Господи». Судьи вздрогнули и посмотрели на дверь, а Шталь оставил кляксу в протоколе.

— Я слышала, — срывающимся голосом заговорила Эрика. — На шабаше. Они выкрикивали что-то хором, и сначала мне показалось, что это слово «блок», как будто они славили алтарь. Но теперь я понимаю, что они кричали «Флок»…

Она опустила голову и заплакала.

— Неумелое враньё, — фыркнул Фазольт.

— Как же они восславляли его? — с интересом спросил Шварцконц.

— Они говорили: «Пусть будет славен дьявол и Флок, а инквизиция сгорит в огне», — промолвила она сквозь слёзы.

— Я не верю ни одному её слову, — гневно сказал Фазольт. — Эта ведьма имеет наглость лгать нам в глаза, а мы должны это выслушивать? Примените тиски для пальцев, тогда и посмотрим, как запоёт.

Он скрестил руки на груди и уставился на Дитриха, но тот не спешил двигаться с места, как-то чересчур медленно раскручивая свой инструмент.

— Ну что вы, — вмешался Фёрнер. — Герр Фазольт, у нас складывается такое впечатление, что вы имеете некую личную неприязнь к свидетелю. Вы забываете, что мы здесь не для того, чтобы пытать. Нам нужно добровольное свидетельство. Понимаете? Не стоит забывать, что свидетельницу опоили, и в том, что ей послышалось одно слово вместо другого, нет ничего удивительного.

Судьи одобрительно покивали, Фазольт надулся и отвернулся, а Дитрих перестал раскручивать тиски.

— А что ещё, связанное с Флоком, они говорили? — спросил Фёрнер.

— Давайте дадим свидетелю успокоиться, — неожиданно для самого себя сказал Готфрид.

— Айзанханг! — прикрикнул на него Фазольт.

— Подождите, — прервал инквизитора викарий, — я думаю, это хорошая идея. Мы можем пока удалиться на обед, как думаете?

— Ну, ладно, — нехотя согласился Фазольт. Давайте прервёмся.

— Вот и прекрасно. Герр Шталь, вы останетесь здесь. Пойдёмте, герры инквизиторы.

И они удалились, оставив секретаря скрипеть пером. Однако перед тем как выйти из кабинета, Фазольт сказал одному из стражников:

— Если сержант Айзанханг вздумает освободить или вывести из кабинета кого-либо из подозреваемых, не позволяйте ему.

— Так точно.

Фазольт бросил презрительный взгляд на стоящего между ними Айзанханга и вышел, задев его плечом.

Едва закрылась дверь, как Готфрид бросился к Эрике. Он обнял её, и она вцепилась руками в его рубашку и уткнулась лицом в грудь. Он гладил её по голове, и слышал всхлипы. Рубашка постепенно стала горячая и мокрая.

Дитрих заглянул ему в глаза.

— Гога, ну ты же понимаешь, что я бы никогда…

Однако Готфрид не ответил. Спасибо тебе, Господи, и вам, герр Фёрнер.

Когда же инквизиторы вернулись после обеда, то на Эрику они больше не обращали внимания.

Фёрнер теперь уселся между Фазольтом и Шварцконцем.

— Доротея Флок, — сказал он, разбирая бумаги на столе. — Вас привели сегодня сюда для очной ставки со свидетелем, но во время обеда мы с геррами судьями решили, что сэкономим ваше и наше время, если вынесем вам приговор в этот же день. Даже несмотря на то, что вы не признали свою вину, на неё ясно указывают факты…

Фёрнер наконец нашёл нужную бумагу и начал зачитывать с неё:

— На вину подсудимой указывает страх перед пыткой, так как невиновный не будет бояться мучений, потому что его защищает сам Бог.

Далее, на вину подсудимой указывают свидетели, утверждающие, что видели её на шабаше, а так же слышали, как ведьмы провозглашали имя их семьи.

Также, на вину указывает стыд того, что она стала позором семьи, ибо осуждённому по ошибке нечего стыдиться.

И последнее: при аресте Доротеи Флок у городского стражника Рихарда Абриеля так прихватило спину и правую ногу, что это невозможно списать ни на что, кроме колдовства.

Итак, считаю вину подсудимой доказанной и выношу приговор в виде смертной казни через отсечение головы. Возражений нет?

Судьи молча покачали головами, и викарий продолжил:

— Казнь назначена назавтра. Уведите её.

На глазах Доротеи проступили слёзы. Двое стражников взяли её под руки и повели прочь.

— Фройляйн Шмидт, вы свободны, — сказал он, не обращая внимания на фрау Флок. — Айзанханг, можете возвращаться с ней домой, но завтра с утра быть на службе. Нужно готовиться, как вы понимаете. Хотите, мы поставим стражу у вашего дома?

— Нет, спасибо, — Готфрид поспешно помотал головой.

— Что ж, в таком случае, всего наилучшего.

С этими словами викарий встал, взял бумаги со стола и пошёл к выходу. Судьи тоже быстро собрались и, с торопливым цоканьем каблуков по шершавому полу, покинули зал. Выходя, Фазольт одарил Эрику взглядом полным неприязни.

Когда на улицы упала ночь, разогнав всех прохожих, Готфрид разжёг очаг. Восковые свечи горели на каминной полке и на столе, слегка рассеивая мрак в углах. Эрика подсела к нему поближе, положила голову на плечо и вздохнула.

— Ты молодец, — тихо сказал Готфрид и открыл бутылку красного вина. — Ты всё сказала правильно.

Эрика промолчала. Они немного выпили, чтобы лучше почувствовать вкус жизни, чтобы лучше рассмотреть все краски колеблющегося пламени. Голоса забот и тревог стали тише, словно перед ними захлопнули дверь, и они остались на улице, скуля и подвывая по своему обыкновению.

Готфрид обнял Эрику за плечи. Она была чем-то опечалена. Она смотрела на пламя, но мысли её бродили где-то далеко.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Ты не жалеешь о том, что произошло… вчера ночью?

Она чуть улыбнулась, словно через силу, и покачала головой.

— Нет. Я просто не могу забыть эту женщину… Доротею Флок. Её казнят?

— Да. Завтра. Уже готов приказ.

— Я чувствую себя виноватой.

— Почему?

— Я… я не верю, что она ведьма. А вдруг она невиновна? То, что я, якобы, слышала про Флока на шабаше, я наврала, я боялась пыток…

— Всё хорошо. Эта женщина ведьма, а её отец один из главных в ковене. Иначе, зачем ему нужно было бежать?

Эрика промолчала.

— Поверь, она — ведьма, — повторил Готфрид. — И ты сегодня сделала хорошее дело. Ну? — ласково спросил он, заглянув ей в глаза. — Что тебя ещё тревожит?

Она отвела взгляд, ещё помолчала, и, наконец, произнесла:

— Я боюсь, Готфрид.

— Чего ты боишься? — он улыбнулся. — Чего тебе бояться, ведь я с тобой. И вся инквизиция теперь за нас. Фёрнер спас тебя, ты помнишь? Он помогает нам с самого начала. Если бы не он, меня бы давно казнили… Ни один колдун теперь не посмеет даже приблизиться к тебе. А если вдруг что, то мы сможем так далеко уехать, что даже сам дьявол нас не найдёт.