Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К середине марта 1859 года сложилась парадоксальная ситуация. На словах Австрия, Сардиния и Франция отвергали всякие намеки на свою враждебность, а тем более на агрессивные намерения и действия. С другой стороны, все три страны активно проводили мобилизацию и развертывание войск, которое могло означать только одно — форсированную подготовку к войне.
16 марта 1859 года российское правительство предложило провести конгресс великих держав по вопросу Италии. В некотором роде это был неожиданный шаг России, особенно для Великобритании, примерившей на себя одежды миротворца в последние месяцы.
Многие исследователи, в том числе французский политик и дипломат Морис Палеолог, утверждают, что российская инициатива по конгрессу, спутавшая карты британцам, на самом деле была идеей Наполеона III, которую он через российского посла во Франции генерала Павла Киселева донес до министра иностранных дел графа Горчакова[388]. Проведение конгрессов для решения сложных международных проблем всегда было одной из излюбленных тем императора французов.
Тем не менее правительство Ее Величества сразу же ухватилось за российские инициативы. Уже 19 марта Англия заявила, что поддерживает идею конгресса, который мог бы пройти в нейтральном городе. При этом британцы предлагали ограничить повестку форума обсуждением четырех пунктов: эвакуация французских и австрийских войск из Папской области; реформы в итальянских государствах; защита Пьемонта от нападения Австрии; выработка плана обеспечения внутренней безопасности малых государств с международным участием вместо договоров с Австрийской империей.
Кавур заявил, что Пьемонт принимает предложение о проведении конгресса, но считает необходимым участие в нем Сардинского королевства как одной из наиболее заинтересованных сторон. Однако в Австрии посчитали, что обсуждение ситуации в Италии на конгрессе необходимо провести только с участием великих держав, без представителей Пьемонта[389]. Венское правительство утверждало, что сардинцы открыто готовятся к войне и провоцируют Австрию, поэтому представители Турина не имеют права заседать на конгрессе. Там могут присутствовать в качестве наблюдателей представители других итальянских государств, а Пьемонт должен отвести свою армию от границы с Австрией и сократить ее.
Австрийские предложения возмутили Турин. Тогда Малмсбери предложил исключить все итальянские государства из состава участников конгресса. Кавур осудил и эту мысль. Единственный шанс на успех конгресса, по мнению пьемонтца, находился в признании Сардинии равным участником форума. «Если они выступают против нашего участия в конгрессе, — написал он Эмануэлю Д'Адзельо, — это будет означать, что они намерены сохранить Италию под железным ярмом, которое ее угнетает»[390].
Кроме того, Кавур однозначно высказался насчет позиции Наполеона III. Если император, по мнению сардинца, предаст Пьемонт, то королевство, как и вся остальная Италия, станет жертвой революции, которая перекинется на Францию. Пьемонт — единственное препятствие для радикалов на протяжении многих лет, но в противном случае может сам стать лидером европейского пожара.
В ответ британцы предложили, чтобы итальянские государства направили для участия в конгрессе посланников с чисто консультативными полномочиями. При этом вопросы о территориальных изменениях и Венском договоре 1815 года не должны подниматься.
Россия и Пруссия согласились с повесткой и участниками конгресса. Австрийский кабинет, выдержав паузу, также согласился с российской инициативой о проведении конгресса и повесткой, предложенной британцами.
Напряжение достигло высшей точки. Кавур понимал, что «итальянский вопрос» оказался на распутье и шансов для того, чтобы он начал решаться в пользу Сардинского королевства, становилось с каждой минутой все меньше. Это подтолкнуло его к решительным действиям. 26 марта 1859 года Кавур появился в Париже. В тот же день его принял Наполеон III. Судя по всему, разговор получился весьма откровенным и нелицеприятным. После этого император два дня ни с кем не встречался и никого не принимал. Официально было объявлено, что это связано с болезнью и постельным режимом главы государства[391].
Что было сказано на встрече двух политиков, доподлинно неизвестно, но Смит полагает, что Кавур пошел ва-банк и, в частности, «пригрозил, что если наступит такая необходимость, то готов эмигрировать в Америку и обнародовать там определенные документы, которыми владеет. Этот шаг изобличит императора в глазах истории и французского общественного мнения. Он также пригрозил, что готов наказать французов, вступив в союз с Англией»[392]. При этом британский посол в Париже «отметил, что никогда не видел Наполеона таким нерешительным или в таком подавленном настроении, как после этой массированной атаки»[393].
Не теряя времени, сардинец встретился с принцем Наполеоном, который был единственным человеком во Франции, защищавшим Пьемонт и выступавшим за войну с Австрией. У обоих политиков мнения по «итальянскому вопросу» совпали.
Следующий собеседник Кавура — Валевский — был не настолько приятен пьемонтцу, как принц. Французский министр отражал в целом мнение правительства и не хотел тесного союза с Пьемонтом и обострения отношений с Австрией. Кавур с горячностью говорил Валевскому о том, что несколько лет назад великие державы уговаривали сардинцев встать в их ряды против России. Пьемонтцы пошли на этот шаг. Они отдавали свои жизни на войне и участвовали на равных в конгрессе 1856 года. Теперь же Сардинию, приравняв к второстепенной стране, не допускают к обсуждению вопросов, касающихся ее собственного существования.
Встреча с Коули также не предполагала обмена любезностями. Британский посланник обвинил Пьемонт в создании угрозы миру в Европе. Кавур парировал тем, что как раз позиция Великобритании создает угрозу. Много лет британские политики и общество восхваляли стремление итальянцев к свободе, тем самым способствуя брожению на Апеннинах. Разве не британцы поощряли Пьемонт противодействовать распространению влияния Австрии на полуострове? Но с 1856 года Англия обратилась к Австрии. Неужели британцы перестали сочувствовать свободе и цивилизации в Италии?
На это Коули ответил, что дружеское отношение правительства Ее Величества никуда не делось и проявляется даже в том, что Лондон призывает к проведению конгресса, на котором намерен принять конкретные решения. И если Пьемонт внемлет голосу разума и разоружится, то все устроится самым благоприятным образом. Кавур скептически отнесся к словам англичанина на том основании, что в таком случае вся нация отвернется от короля и правительства.
За несколько дней в Париже Кавур развел бурную деятельность и провел переговоры еще и с российским посланником, генералом Киселевым, банкиром Ротшильдом, венгерским революционером-эмигрантом Сараиди и известным политиком Жаком Биксио.
29 марта 1859 года состоялась повторная встреча Наполеона III с Кавуром. На этот раз на ней присутствовал Валевский, и разговор получился не столь продолжительным. Судя по всему, император больше не хотел подвергаться массированному давлению со стороны итальянца. В ходе беседы он примирительно подчеркнул, что не следует отчаиваться и терять надежду. На что
