Кавур резко отреагировал, что если Франция откажется от Пьемонта, то Вторую империю, возможно, ждут большие неприятности. В любом случае, Сардиния не отступит и не разоружится.

Вернувшись в свои апартаменты в Hôtel de Castiglione, Кавур быстро написал небольшое послание генералу Ламарморе: «Вой на неизбежна. Ее перенесут как минимум на два месяца. Она пройдет на Рейне, а также на По. Для того чтобы война завершилась успешно для Пьемонта и Италии, мы должны подготовиться к ней самым энергичным способом. Французы, втянутые в нее против своей воли, никогда не простят, если бо́льшая часть дела ляжет на их плечи. Горе нам, если мы победим исключительно благодаря французам. Только сражаясь лучше, чем они, и организуя вооруженные силы, превосходящие их, мы, в случае общей войны, сможем спасти нашу страну»[394].

Судя по всему, к завершению своего парижского вояжа глава правительства Пьемонта уже не сомневался, что война неминуема и вооруженный конфликт, в котором Франция примет участие, станет борьбой не только с Австрией в Италии, но и Пруссией на Рейне. Однако он понимал, что, агитируя императора за участие в большой европейской войне, берет на себя слишком большую ответственность и в случае неудачи это будет поставлено ему в вину.

На следующий день Кавур отбыл из Парижа. Перед отъездом он направил письмо Наполеону III, в котором еще раз подчеркнул, что окружение императора ставит под угрозу безопасность Франции, заставляет сардинского короля отречься от престола, подталкивает Пьемонт к краю бездны, а его самого — покинуть пост главы правительства. Но что бы ни случилось с Сардинией, подчеркивал Кавур, глава Франции уже зашел слишком далеко, чтобы отступиться от своих первоначальных планов. В противном случае он превратит Италию в смертельного врага, который уже знает свои истинные цели, и при этом не сможет снискать поддержки и доверия Европы.

Кавур был прав, когда утверждал, что «окружение императора» выступает против союза с Пьемонтом и войны с Австрией. После отъезда итальянца Валевский прямо пожаловался Коули, что визит Кавура нанес большой вред и на упрямого сардинца не подействовали просьбы и уговоры. Британский посланник немедленно отправил сообщение об этом разговоре в Лондон. «Это очень раздражает, — записал 9 апреля Малмсбери в свой дневник. — И это после того, что мы сделали все возможное для предотвращения боевых действий»[395]. Английский министр иностранных дел поручил Коули довести до сведения французского правительства, что, в случае если Париж возьмет курс на войну, Лондон воспримет эти действия как «необоснованный акт политического распутства».

Тем временем на границе между Пьемонтом и австрийской Италией шло заочное военное соперничество. Войска непрерывным потоком подтягивались к приграничной территории. Шло строительство и укрепление военной инфраструктуры. Каждая сторона обвиняла своего соседа в агрессивных намерениях и милитаризме. Газеты не скупились на эпитеты и вносили значимую лепту в раскручивание страстей.

Кавур, который и так считался трудоголиком, в эти дни превзошел самого себя. Он беспрерывно занимался вопросами финансов, дипломатии, укрепления армии и военного строительства. Встречался со множеством людей: от высокопоставленных чиновников, политиков и генералов до бизнесменов и простых людей. Его зажигательные речи в субальпийском парламенте выплескивались на страницы газет и находили выход в обществе. Маховик национализма был запущен на полную мощь.

Под стать главе правительства работали Ламармора, отвечавший за армию, Ланца, изыскивавший возможности для финансирования предстоящей военной кампании, и Ла Фарина, взявший на себя координацию действий итальянцев за пределами Сардинского королевства. С раннего утра и до глубокой ночи Ла Фарина принимал посетителей, писал воззвания и письма. Во все концы Апеннин разлетались страстные призывы встать под знамена Савойского дома и быть готовыми к борьбе. В марте — апреле 1859 года границу Пьемонта перешло множество людей из других регионов Италии — Модены и Пармы, Романьи и Тосканы, которые хотели вступить в вооруженные силы Сардинского королевства. Вначале армейское командование не испытывало особой радости от этого. Генералы не хотели брать эмигрантов в армию, но в дальнейшем все желающие были сведены в добровольческие полки.

Кавур изначально не соглашался с профессиональными военными, которые были низкого мнения о боевых возможностях добровольцев. Он хотел максимально использовать патриотический порыв эмигрантов, поэтому добился принятия парламентом законопроекта о реорганизации Национальной гвардии (обнародован 6 апреля) и правил для волонтеров. В составе сардинской армии появился особый корпус «Альпийские охотники», который, по замыслу Кавура, должен был помогать действиям регулярной армии. Как и оговаривалось между Кавуром и Гарибальди, полки эмигрантов стали костяком этого корпуса.

В этой связи необходимо отметить, что не всем в Пьемонте было по душе сотрудничество с Гарибальди. Народный генерал, не признававший жестких правил и регламентов, революционер, не любивший подчиняться властям, был слишком яркой личностью. Для многих он был символом бурлящего 1848 года, революционной анархии и вольницы. Однако Кавур не побоялся привлечь столь неординарного человека к своей работе.

Джузеппе Гарибальди. Фотография, 1861

«Желая встретиться с ним по „очень важному делу“, — пишет Рон Филд, — в начале марта 1859 года Кавур пригласил Гарибальди обратно в Пьемонт, где и проинформировал о договоренностях с Наполеоном III, хотя и не упомянул о судьбе его родины, Ниццы, и Савойи. Гарибальди, вернувшись в Геную, с энтузиазмом объявил: „На этот раз мы сделаем это!“ Однако товарищи-республиканцы, такие как Агостино Бертани, были настроены менее радужно и разделяли точку зрения Мадзини, осудившего войну, утверждая, что это приведет к созданию Королевства Северная Италия, находящегося в полной французской зависимости при Наполеоне. Не испугавшись, Гарибальди начал набор добровольцев, а 17 марта был назначен генерал-майором Королевской армии Пьемонта и приказал сформировать Cacciatori delle Alpi, или корпус альпийских егерей»[396].

Тем временем по ту сторону Тичино австрийские власти также усиленно готовились к войне. В Ломбардии и Венеции было сформировано несколько армейских корпусов. В императорских войсках отменили отпуска для офицеров. Интенданты готовили магазины, которые предназначались для большой армии. Власти крайне нервировала ситуация с нелегальным переходом итальянских подданных императора на территорию соседнего государства. Для недопущения этого были задействованы регулярные армейские подразделения. В приграничных регионах был введен особый режим, но людская река не прекращала свое течение. В ответ на это возникали различные идеи экономических санкций, направленных против беглецов. Генерал-губернатор Ломбардо-Венецианского королевства граф Ференц Дьюлаи не мог понять, почему миланцы, заплатив немалые деньги за освобождение от военной службы в императорской армии, через некоторое время оказывались в составе сардинской армии.

В тот момент, когда граница между Пьемонтом и Австрией ощетинилась штыками и жерлами пушек, для Кавура начался новый виток разногласий с Виктором Эммануилом II и