Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В конце 1858 года, — пишет Хердер, — Кавур думал о создании Италии, в которой доминировал бы расширенный Пьемонт, но не о единой объединенной Италии. 25 ноября 1858 года он предупредил Вильямарину: „Если кто-то говорит с вами серьезно или в шутку о восстановлении Италии, то вы должны быть смелыми и утверждать, что это может быть только в том случае, если Пьемонт положит голову на Альпы, а ноги на Анкону“. И это был не единичный случай в 1858–1859 годах, когда Кавур говорил об Анконе как об ограничении амбиций для Пьемонта, который скорее будет господствовать над всем полуостровом, чем управлять им»[369].
1 января 1859 года в Париже во дворце Тюильри состоялся традиционный новогодний прием для дипломатического корпуса. В ходе приема Наполеон III подошел к каждому послу и сказал несколько теплых поздравительных слов. Папскому нунцию, архиепископу Саккони, император высказал надежду, что начинавшийся год «только укрепит наш союз на благо народов и мира в Европе»[370]. Когда дело дошло до представителя Австрии, Наполеон III радушным тоном произнес: «Сожалею, что наши отношения стали менее дружественными, чем прежде. Я прошу написать в Вену, что мои личные чувства к императору не изменились»[371]. Эти слова облетели зал и вышли далеко за пределы дворца Тюильри. Послы не мешкая отправили подробные сообщения в свои столицы. Через несколько дней мнение императора французов о взаимоотношениях с Австрийской империей нашло широкое освещение в прессе. На европейских биржах началось стремительное снижение курсов ценных бумаг.
Кавур был удивлен словами императора на праздничном приеме не меньше, чем дипломаты и политики в других странах. «Похоже, что император стремится вперед»[372], — эмоционально отреагировал глава сардинского правительства, но он понимал истинный смысл сказанного, и это его удовлетворяло.
Французские дипломаты предприняли попытки сгладить ситуацию, убеждая иностранные государства, что ничего особенного не произошло, а миру в Европе ничего не угрожает. Наполеон III попытался успокоить королеву Викторию еще накануне нового года, утверждая, что брак между принцем Наполеоном и принцессой Клотильдой — сугубо частное дело, не имевшее политического подтекста.
Однако через несколько дней, 10 января 1859 года, масла в огонь подлила речь Виктора Эммануила II, произнесенная при открытии зимней сессии субальпийского парламента. В ней он говорил о том, что тучи заволокли небо и на долю Сардинии выпал патриотический долг. Король не может «остаться равнодушным к скорбным крикам, доносящимся со всех сторон угнетенной Италии»[373].
13 января 1859 года принц Наполеон и генерал Адольф Ньель покинули Париж и отправились в Пьемонт. Здесь они окончательно согласовали с Виктором Эммануилом II, Кавуром и пьемонтскими военными все условия союзного договора между Францией и Сардинией, который был основан на договоренностях, достигнутых в Пломбьере.
Несмотря на то что документ фиксировал принципы оборонительного союза двух государств, его полная реализация могла произойти только в условиях активной наступательной войны. Итак, секретным соглашением, подписанным 28 января 1859 года (обе стороны согласились, что официальной датой подписания документа должно стать 12 декабря 1858 года[374]), предусматривалось следующее: Франция обязалась прийти на помощь Пьемонту в случае войны последнего с Австрийской империей (статья 1); завершение союзных отношений могло произойти только при условии освобождения Италии от австрийской оккупации с учетом интересов населения, угрозы возникновения войны в Европе и создания Королевства Верхняя (Северная) Италия с населением 11 миллионов человек (статья 2); воссоединение герцогства Савойя и графства Ниццы с Францией (статья 3); в интересах католической религии предусматривалось при любых обстоятельствах сохранение суверенитета Папы (статья 4); расходы на войну возлагались на Королевство Верхняя Италия (статья 5); договаривавшиеся стороны брали обязательство без предварительного согласования не принимать предложений, направленных на прекращение военных действий (статья 6).
К основному соглашению прилагалась Военная конвенция, в первой статье которой предусматривалось, что вооруженные силы альянса составят не менее 300 тысяч человек, из них 200 тысяч — французы и 100 тысяч — пьемонтцы. Остальные статьи конвенции оговаривали различные детали, касавшиеся организации военных и военно-морских сил. При этом сардинцам позволялось использовать добровольцев (волонтеров), они должны быть «обучены и хорошо дисциплинированы»[375]. Тем самым обе стороны соглашались на использование добровольческих частей под командованием Гарибальди, с которым уже была договоренность, в предстоящей войне.
Процесс переговоров, подготовки документов и подписания совпал с очередным этапом бурных разногласий между Виктором Эммануилом II и Кавуром. Король считал, что выдает свою дочь замуж под давлением, помимо ее воли, и это его угнетало. Он не был святым и примерным семьянином, но был хорошим и любящим отцом. Король сердился, что его первый министр распоряжается жизнями королевского семейства в угоду политическим комбинациям, напрочь отбрасывая чувства, желания и личную жизнь членов Савойского дома.
В этот период Кавур даже задумался над перспективой брачных уз между Виктором Эммануилом II и одной из княгинь дома Романовых, которые подтолкнули бы Россию вступить во франко-сардинский союз. Король не собирался отступаться от Розины Верчелланы и идти на поводу главы правительства. Он пожелал тотчас же оформить свой брак с возлюбленной в отместку проискам Кавура. После долгих препирательств свадьба короля была отложена.
Следующим раздражителем в отношениях между королем и премьер-министром стал вопрос о Савойе и Ницце. Король был не рад, что давняя родина династии (Савойя) и исконная итальянская земля (Ницца) должны были вскоре отойти к Франции. Это было неприятно и труднообъяснимо для сардинцев. Жители Савойи отличались трудолюбием и дисциплинированностью. Среди них было много замечательных специалистов в разных отраслях знания и военных. В Ницце проживали свободолюбивые люди, которые вносили весомый вклад в борьбу за независимость и единство Италии. Тот же «солдат свободы», Джузеппе Гарибальди, был родом из Ниццы. И как ему было идти по приказу короля сражаться, если его родной город должен был стать частью другого государства? И если Савойя по духу и языку действительно тяготела к Франции, то Ницца была истинной частью Италии.
Вопрос о командовании в предстоящей войне также оказался в поле зрения и активного обсуждения. Тут позиции Виктора Эммануила II и Кавура совпадали. Военные (особенно французские) утверждали, что на войне должно быть единоначалие и беспрекословное подчинение всех
