Ворон глотнул. Поморщился. Перевел дыхание:

– Что будет, если она умрет?

– Миру конец.

Ворон поднял голову. Над лесом, ясно видные в просветах между ветками, висели белые мохнатые звезды.

– Этого не может быть, Стократ. Мир не может закончиться со смертью одного человека. Я уже умер сегодня, я лежал в могиле, сверху сыпали землю… но я знал, что Мир остается стоять, в порту воняет рыбой, в Высоких Школах переворачиваются страницы…

– Мир всегда кончается со смертью одного человека, – сказал Стократ. – Понимай, как хочешь, мудрец.

Ворон помолчал. Из пещеры тянуло дымом, в чаще светились глаза ночных тварей.

– Я хотел с тобой поговорить, Стократ.

– Говори.

– Высокая Школа – смысл моей жизни. Я не верю, чтобы из Высоких Школ, Белой и Золотой, исходило зло.

– Мне-то что?

– Погоди… Школы основаны при участии пришельцев со звезд. Они желают миру добра… И они ищут тебя. Поговори с ними.

– Звезды…

Стократ поглядел вверх.

– Я тысячу раз с ними говорил, валяясь на траве и сам себя развлекая. Ни разу они мне не ответили. Значит, не больно-то и хотелось.

Ворон снял с пальца серебряное кольцо с гравировкой:

– Оставь на кольце каплю твоей крови. Ничья другая, только твоя. Они сказали, что узнают.

* * *

Мир снова была горячая, будто камень на летнем солнцепеке, плоский камушек у пруда. Правила Приличия укрыл ее всеми плащами и одеялами, и сам не то спал, не то дремал над ней, сжав ее ладонь, покачиваясь, будто в трансе.

Стократ подержал ладонь на горячем лбу Мир. Стрела, угодившая ей в плечо, задела западное побережье, там каменистое плато и почти безлюдная местность. Что там сейчас – огромные волны? Скала обрушилась в море вместе с хижиной рыбака?

В тишине пещеры шелестел, осыпаясь, песок, дышали поленья в огне. Стократ в последний раз глянул на бледное и узкое, как свечной огонек, лицо Мир, и вышел, зажав в кулаке серебряное кольцо.

Он отошел к роднику, бившему на дне маленького, как зеркало, озерца. Взял на ладонь кольцо Ворона. Насечки и черные линии, составлявшие узор, странно дрожали перед его глазами – как будто кольцо отражалось в воде.

Спрятанное послание! Стократ ясно вспомнил юность, первые годы, проведенные с мечом на дороге. Тогда послание мерещилось ему в тени веток, в прожилках листа, в морозных узорах на стекле. И это, странно гармоничное, запутанное и простое, наверняка заключало смысл, который можно постичь…

Он уколол палец ножом и надел кольцо. Посмотрел на небо: звезды смотрели, как обычно.

– Сто раз спрошу, промолчи в ответ, – он вспомнил считалку из отрочества. – Стократ дороже такой ответ…

Серебро вдруг стало горячим. Стократ попытался снять кольцо и не смог. Кольцо остыло через несколько мгновений, оставив на пальце красный след ожога.

Небо прочертил след падающей звезды.

Дрогнула вода в роднике.

Когда Стократ склонился над источником, он увидел в глубине воды – человека, смутно знакомого. Возможно, когда-то во сне это лицо уже ему являлось.

– Нет времени, – сказало отражение. – Мерцающая – вероятностный фантом. За тобой спускается челнок, следи за звездами.

Стократу потребовалось несколько секунд, чтобы уложить в голове новые смыслы. Отражение не давало ему времени:

– Флагман, на котором ты был со своей матерью, попал под обстрел и погиб. Твоя мать успела снарядить спасательную капсулу. Так ты оказался на Мерцающей.

– Почему бы тогда моему отцу не явиться в приют с половинкой пеленки? – Стократ ухмыльнулся. – Или, на худой конец, с обломком спасательной капсулы?

– Потому что твой отец проиграл войну. Прежде, чем он восстановил силы и взял реванш, планета сделала вокруг светила пятнадцать с половиной оборотов.

– К тому времени я мог умереть пятнадцать с половиной раз.

– Мы знали, что ты жив. Без тебя эта планета – кусок камня с реденькой атмосферой, едва пригодной для дыхания. Здесь нет и не было ни лесов, ни рек, ни людей! Ты дал этому миру начало, но ты не Бог. Ты сотворил вероятностный фантом. Он обречен самим фактом создания. Осталось несколько часов.

– Ты говоришь, что Мир умирает?!

В глубине отражения – нет, в высоте над лесом – проявилась белая искра и стала расти, приближаясь.

– Время заканчивается, – сказало отражение.

Искра приближалась, меняя цвет, из белой делаясь желтоватой. Наконец, желтая и ослепительно-яркая, она зависла над лесом, почти над самой головой Стократа, конус света, будто руку.

Бесшумный порыв ветра качнул деревья. Изображение на водной глади задрожало, зарябило и снова прояснилось:

– Иди на свет. Учти – у них проблемы с переводящими устройствами.

Конус света стал короче и толще. Стократ сжал ладонь на рукоятке меча и пошел в темноту, на запах дыма.

Дрогнула земля. По сосняку прокатился новый ветер. На землях Гран дрались за новые владения Приречье и Выворот, далеко на востоке лесами стояли вресени, а на западе слепые лесовики вкушали пиры за длинными столами. В недрах, спрятавшись ото всех, существовала и думала Тень. Белая и Золотая Школы тянули от мировых окраин Сеть своих адептов, в пожарище, охватившем лачугу, возникал дворец, а Стократ шел по дороге, придерживая на боку свой меч и ни о чем не жалея.

Существа в белых доспехах – люди, явившиеся со звезд – шагали к нему, подняв устройства с нацеленными на Стократа трубами. Поскольку они не собирались убивать – вероятно, их оружие должно было парализовать жертву или усыпить.

– По какому праву, – сказал он негромко, – люди из чужих миров решают судьбу Мерцающей?

Идущий впереди замедлил шаг, рукой в перчатке убрал с лица дымчатое забрало шлема и заговорил; Стократ различал слова, но смысл речи ускользал от него.

– Прости, друг, я не понимаю, – сказал Стократ.

Человек со звезд оскалился, как обыкновенный стражник, и закричал. Стократ покачал головой:

– Ты хочешь, чтобы я пошел с вами? Это невозможно. Здесь мой Мир, я остаюсь.

Человек со звезд взмахнул рукой.

Стократ ждал парализующих лучей или, возможно, газа, – но из трубок с легким чмоканьем вырвались иглы. Стократ видел, как они летят – быстрее стрел, точнее стрел, две в грудь, две в шею, одна – мимо.

Он сбил их мечом в траву. Иглы ломались под ударами, будто ледяные, выпрыскивали прозрачный сок, капли собирались шариками и летели, как сбитая с веток роса. После третьего залпа Стократ отступил, не желая, чтобы брызги касались кожи.

Они наконец-то перестали стрелять.