– Я польщен, – сказал измученный погоней разбойник. – Видно, за мою голову тебе пообещали в самом деле хорошие деньги?

– Ни гроша, – признался Стократ.

Он снес разбойнику голову, выпустил пленную душу в тело ящерицы, пригревшейся на солнцепеке, и пошел через лес без дороги, доверяя только чутью. В полдень он вышел на свежую вырубку, и еще через час вышел к развалинам трактира.

Как здание сгорело пять лет назад – так на этом месте никто и не строил. Черный остов кое-где порос травой, вьюнок оплел горелые ступени. Стократ почувствовал себя очень старым в этот момент – старым, немощным и больным.

Едва волоча ноги, он пошел дальше. Миновал трактир, вышел на перекресток; куда-то исчезли лачуги, стоявшие здесь раньше, теперь на их месте громоздились добротные каменные дома, а на самом бойком месте высился огромный дом с колоннами, увитыми плющом.

Стократ долго стоял перед ним, не двигаясь, и его тень ползла в пыли, как стрелка солнечных часов. Колонны из серого мрамора (откуда мрамор в Староводье?!), третий этаж с террасой и садом, а окна большие, но в меру. Выстраивая этот дом, архитектор помнил, что зимы в этих местах бывают суровые, а попробуй-ка обогреть такую громадину! Стократ поднял голову и увидел четыре печные трубы, сложенные из красного кирпича и украшенные медными фигурками.

Открылись ворота. Во двор дома, окруженного сараями и пристройками, въехал целый обоз – три груженых телеги, двое всадников и с ними целая толпа пеших. Выбежал слуга, смутно знакомый Стократу, стал распоряжаться. Отразилось солнце в окнах, отворилась дубовая дверь на улицу, вышел знакомый трактирщик и с легким поклоном встретил даму, пожелавшую войти через парадный ход…

К счастью, глаза трактирщика были прикованы к высокородной гостье, и он не заметил Стократа в его пыльном дорожном плаще.

Какому безумцу пришло в голову взгромоздить на крышу деревья? Сколько денег и сил должно было уйти на постройку, ведь не каждый владетель живет в таком дворце! Это красиво и необычно, это поражает воображение, но кто же решился на чудовищные растраты, кто построил трактир так непрактично и странно? Стократ прогнал дикую мысль, явившуюся первой, повернул в сторону Старовода и шел всю ночь, не останавливаясь.

На рассвете он поел и лег спать в лесу, рассчитывая проснуться около полудня. Вышло по-другому: запах дыма, удушливый и едкий, добрался до его ноздрей и заставил в ужасе подскочить на расстеленном плаще.

Он не ошибся: совсем неподалеку горело, горело жилое строение, в предместье, у дороги, он мог видеть отблески огня за стволами.

Не зная, зачем, он поспешил на огонь. Можно ли было спасти кого-то? Можно ли было помочь?

Он выскочил из-за стены кустов – и остановился.

Лачуга была уже охвачена огнем до самой покатой крыши. Ее подожгли с четырех углов, в этом мало было сомнений. Рядом, пятясь от огня и снова подбираясь ближе, стояла семья: мужчина, женщина с младенцем на руках, старуха с ребенком постарше, мальчик-подросток с козой на веревке. Коза пребывала в мистическом трансе.

Что-либо спасать здесь было поздно. Никакая цепочка с ведрами не могла бы потушить этого пламени. Дом стоял в стороне от прочих, соседи не спешили помогать, просто стояли у своих калиток и тоже смотрели…

И вдруг налетел вихрь. Огонь взвыл и рванулся к небу. Люди отшатнулись, Стократ прикрыл лицо ладонью, защищаясь от жара…

И сквозь пальцы увидел.

Языки огня сомкнулись сводом высокой крыши. Красным вспыхнула черепица. Налились светом каменные стены, открылись окна, поднялись печные трубы. Искрой вспыхнул флюгер. Лачуга развалилась, становясь огнем и пеплом, а из огня соткался, сложился, вырос дом, красивый и прочный, странный в своей избыточной, непрактичной красоте.

Искры погасли в небе. Дым развеялся порывом ветра. Дом остался, он не был ни миражом, ни иллюзией.

Погорельцы, прижавшись друг к другу, не двигались с места. Не шевелился и Стократ.

Дрогнул ставень на втором этаже дома. Распахнулось окно, выпустив кончик белой занавески. Прошла минута; открылось окно в первом этаже. Потом торжественно и без скрипа отворилась тяжелая дверь. На пороге стояла девушка в простом полотняном платье с прожженным подолом.

– Добро пожаловать, – сказала хрипловато и буднично, и провела по лицу черной тряпицей, которая больше не очищала, а только пачкала. – Входите.

– Чудо! – закричала первой женщина и упала на колени. – Чудо, чудо!

Стократ попятился. Он смотрел на дом, не веря, что тот простоит дольше минуты. Что он не развалится и не превратится опять в пепелище. Что он не растает и не разобьется, как отражение на воде.

Он обошел строение кругом, благо, забор был во многих местах проломан. Он приложил ладони к стенам и понял, что это камень, твердый, холодный, тесаный, который трудно добыть и доставить.

У входа, на крыльце и в самом доме уже галдели счастливые погорельцы – и их соседи.

– Спасибо, Эдна! – кричали сразу несколько голосов. – Спасибо, неужели это наше?! Ты великий маг, слава тебе, Эдна!

Стократ выбрался из палисадника. В толпе заплакал младенец, его мать оборвала славословия и наконец-то вошла в свой новый дом. Эдна стояла, на голову возвышаясь над всеми, крупная, очень тощая, с пеплом в распущенных волосах. С одной стороны волосы заметно подгорели.

Она стояла к Стократу спиной – почти в том самом месте, где пять лет назад сидела, подобрав под себя ноги, и играла единственной монеткой на расстеленном в пыли лоскутке.

Он плотнее запахнул плащ, скрывая ножны с мечом, и отступил к городским воротам. День только начинался, в город валили работники, из города выезжали путники, Стократу удалось смешаться с толпой и войти вместе с прочими на знакомые улицы. Он не мог сосредоточиться, не мог довести до конца ни единой мысли. Самым страшным казалось встретиться с Эдной лицом к лицу, и он решил не останавливаться в городе, а пройти его насквозь, выйти из других ворот и поскорее уйти на запад.

Но у него подкашивались ноги.

За пару монет он снял угол в маленьком трактире, поел горячего и снова лег спать. Ему не спалось: мерещился запах дыма. Он представлял: девушка входит в дом, и его поджигают с четырех углов. «Начинать надо раньше, когда огонь набирает силу. И не сгущать рывком, а вести плавно. Дождаться, когда станет совсем жарко – и вот тогда…» Что тогда? Когда стоишь в горящем доме, и над головой трещат перекрытия? Когда у тебя тлеют волосы? Тогда ты строишь дом из огня и знаешь, что можешь ошибиться…

В этот час в трактире было мало народу. Тихонько напевала служанка, протирая столы. Стократ лежал за перегородкой, укрывшись влажным дорожным плащом. Он уже засыпал, во сне ему слышалось, как открывается дверь, как стучат по деревянному полу тяжелые крепкие башмаки.

– Я ищу бродягу с мечом, – сказал хрипловатый голос. – Он вошел в город сегодня утром. Его видели в воротах.