– Босс, – сказал он. – Это отличная рыба.

– Да, Тайт, отличная. Особенно если учесть, что в последнее время рыбалка была плохая. У тебя хороший нож.

Тайт перевернул нож в руке и задумчиво на него посмотрел.

– Босс, это подарок от моего кузена из резервации.

– Твои родственники очень добры к тебе.

– Да, мой кузен – потомок великого вождя. Он настоящий индеец, а я наполовину француз.

– Я знаю, Тайт. Ты чувствуешь, что отличаешься от чистокровных индейцев?

– Босс, если чистое означает хорошее, то я так же чистый, как и они.

Он присел на корточки и посмотрел на Уилмота.

– Но эта мисс Дейзи сказала, что у меня индейский рот и французские глаза. А как вы считаете?

– Если ты еще раз упомянешь при мне мисс Дейзи, я, не церемонясь, вышвырну тебя вон! – с неожиданным гневом воскликнул Уилмот.

– Очень хорошо, босс. Но я хочу вам кое-что показать.

Тайт снял шляпу и вынул из нее бумажный пакет. Он раскрыл его и достал оттуда пачку банкнот.

– Награда! – вырвалось у Уилмота. – Здесь все?

– Да, босс. Но нам лучше отнести деньги в дом и пересчитать. – Тайт поднес банкноты к носу и понюхал. – Мне нравится запах денег, босс, но они пахнут еще лучше, когда их много.

– Мистеру Вону не следовало бы вручать такую сумму мальчишке вроде тебя. Ему надо было передать их ответственному человеку, чтобы тот сохранил для тебя деньги. Но я, конечно, это сделаю.

– Мистер Вон сказал, что он сохранит их для меня, – возразил Уилмоту Тайт, – но я ответил, что я хочу все прямо сейчас. Похоже, он хотел от меня избавиться.

– Ладно, вымой руки, и пойдем пересчитаем деньги.

Тайт послушно положил рыбу в корзину и вымыл руки в реке. Уилмот уселся за стол на кухне и пересчитал деньги.

– Сто фунтов, – объявил он. – Для тебя это большие деньги, Тайт, которые ты так легко заработал.

– Босс, это не было легко. Я долго искал в кустах, прежде чем ее нашел. Видите, я не называю ее имя, как вы мне велели. Интересно, будет ли моя бабушка по-прежнему считать ее шлюхой, когда услышит, какую удачу она мне принесла?

– Не будем это обсуждать.

Уилмот задумчиво посмотрел на Тайта. Какие перемены произошли в этом мальчишке за год их тесного общения! Он научился писать разборчивым почерком. Он мог читать любую книгу, предложенную Джеймсом, и чтение его увлекало. Его словарный запас расширялся с каждым днем. Он изучал историю, географию, математику и латынь. Он достоин хорошего образования, подумал Уилмот и сказал:

– Твое будущее теперь обеспечено, Тайт. Эта награда, вдобавок к тому, что я могу для тебя сделать, позволит тебе окончить колледж. Если ты будешь усердно трудиться, ты сможешь получить профессию. Кем бы ты хотел стать? Ты думал над этим?

Тайт выдвинул стул и сел за стол напротив Уилмота.

– Я хочу быть таким, как вы, босс, – ответил он.

Уилмот от души расхохотался.

– Ну, честолюбием ты не отличаешься.

– Мне этого достаточно, босс, – ответил Тайт. – Просто жить с вами, ловить в реке рыбу, кое-что выращивать в огороде, читать книги по вечерам – вот и все, чего я хочу.

Уилмот был тронут.

– Мне тоже это подходит, – признался он. – Больше, чем любая другая жизнь, которую я могу представить. Ты хороший мальчик, Тайт, и я очень тебя люблю.

– И я вас люблю, босс, – сказал Тайт. – Как и у меня, у вас длинные ресницы, а шея как бронзовая колонна. Но не могу сказать, что ваш рот…

– Что я тебе говорил, Тайт? – спросил Уилмот. – Если ты думаешь, что угодишь мне, применяя ко мне те глупости, которые тебе наговорила та девица, то ты сильно ошибаешься.

– Конечно, ошибаюсь, босс. Я уверен, что она шлюха.

– Я собираюсь открыть вклад в банке на твое имя, – пояснил ему Уилмот, не обращая внимания на слова Тайта, – чтобы ты мог использовать эти деньги по мере необходимости. Согласен?

– Да, босс. Но не могли бы вы оставить пару фунтов, чтобы я купил лакомств вроде цукатов или конфет?

– Я их тебе куплю, – сказал Джеймс.

– Но я бы хотел купить их на свои деньги, босс. Знаете, жалованье, которое вы мне платите, не очень большое, а я отдаю часть бабушке. Теперь я подумал, что семье нужно отдавать все жалованье.

– Вздор! – заявил Уилмот, но кинул Тайту банкноту в один фунт. – Возьми, – раздраженно сказал он, – и делай с ней все, что хочешь.

– Mille remerciments[35], – поблагодарил, улыбаясь, Тайт. – Видите, босс, при случае я немного могу по-французски.

XXII. Церковь

Неделю спустя Дейзи Вон покинула дом своего дяди и вернулась в Монреаль. Она заявила, что больше не может оставаться в таком захолустье.

Некоторое время она вела регулярную переписку с Лидией Базби. Она писала о веселой городской жизни, о званых вечерах, балах. Она привела Лидию к безумному желанию сделать что-нибудь подобное. Наконец пришло известие о помолвке Дейзи с южноамериканским художником, который работал в Лаврентийских горах[36]; наконец прислали приглашения на свадьбу. Дейзи с мужем намеревались немедленно после свадьбы уехать в Париж, где хотели прожить несколько лет.

Но хотя эти письма произвели такое волнение в душах молодых Базби, что их отцу пришлось следить за тем, чтобы они не наделали дел, на обитателей Джалны эти послания не произвели особого впечатления. Сбор урожая, подготовка зимних помещений для возросшего поголовья скота, подготовка дома к предстоявшему приезду родителей Аделины, завершение строительства церкви для ее освящения, будущие крестины Эрнеста – все это не позволяло обитателям Джалны интересоваться делами остального мира. Аделина и Филипп отнесли Дейзи к накопившимся событиям их разнообразного прошлого.

По правде говоря, Филипп вполне мог обойтись без визита родственников. Он уже порядком устал от трех Кортов, которые все еще оставались в Джалне. Однако было решено, что они вернутся в Ирландию вместе со старшими членами семьи. В противном случае Филипп опасался, что они останутся на всю зиму, так как они уже выразили желание покататься на коньках и походить на снегоступах.

Лицо Филиппа в те дни выражало безмятежность, что могло вызвать зависть у людей более позднего времени. Он вставал почти с рассветом. К вечеру он чувствовал здоровую усталость, но оставался полон такого интереса ко всему, что ему требовалось сделать, что с трудом засыпал. Когда он видел, как тяжелые повозки и фургоны, запряженные его тяжеловесами, с грузом ячменя, пшеницы и овса заезжают в амбар, его сердце