— Вы мне выпишете квитанцию на оплату? — возмутился он.

— Да, потому что так положено по нашим правилам, я или страховая компания, как вам угодно.

— Да вы что, шутите? Правильно говорят — не делай добра…

Я выслушал его сердце — неплохо. Оно билось ровно, сильно, я снова послушал, потом перешел на спину.

— Глубоко вдохните.

В легких ничего особенного не прослушивалось.

— У меня все в порядке, — пробормотал он, пока я проверял его рефлексы. — Я передумал и не собираюсь умирать.

— Рад это слышать.

— Ну, пока, во всяком случае. А боль в груди… Она ушла. Вероятно, было несварение от этой кошачьей еды.

Я не смог скрыть усмешку.

— Я назначу вам пару анализов крови. Чтобы подтвердить ваш последний самодиагноз. — Теперь я подозревал, что его обмороки связаны с гипогликемией, но надо было проверить.

— Ни в коем случае.

— Боитесь пролить каплю крови? Получите в награду наклейку на лоб и леденец на палочке.

Он вздохнул, сдаваясь:

— Что же вы раньше не сказали?

— Хороший мальчик. — И я вдруг вспомнил, как он назвал меня мальчиком и свое возмущение при этом.

— Я очень давно вышел из детского возраста, — проворчал он.

— Да-да… — Я легонько похлопал его по спине и помог подняться с кресла. — Разве вы не говорили Мэйси, что вновь переживаете детство? Считайте это вашим итоговым визитом, прежде чем вступить в пору зрелости.

Он снова хмыкнул, но я видел, что он доволен. Он даже позволил Линде взять у него кровь.

На следующее утро при встрече с Ричи в тренажерном зале я понял, какую ошибку совершил, рассказав ему о Мэйси. Но я плохо выспался, и не было сил противиться его натиску, когда он пристал, поэтому я все ему выложил.

— Она вернулась? — переспросил он, шагая по своей дорожке.

Я бежал рядом и сделал вид, что не слышал.

— Ты говорил с ней?

— Нет. И не собираюсь.

Он замедлил шаги.

— Ты действительно не хочешь ее видеть?

— Не хочу.

К моему удивлению, он промолчал. Я взглянул на него и встретил его внимательный взгляд.

— Не понимаю тебя, старик.

— Чего ты не понимаешь? — Я не удержался от вопроса.

— Тебя. Когда она исчезла, ты неделями не отходил от ее дома. И выглядел таким несчастным, что делал несчастными окружающих, хотя не отдавал себе в этом отчета.

— Я прошу за это прощения.

Плохо, что он так близко к сердцу принимал мои неприятности, но хорошо, что все мне прощал.

— Но твоего извинения недостаточно.

— Что еще ты хочешь?

Уверен, сейчас он поставит условие.

— Одну вещь.

— Назови ее.

— Как ты думаешь, что бы тебе посоветовала сейчас Ханна?

Я остановился и чуть не слетел с бегущей ленты тренажера под силой инерции, но вовремя ухватился за поручень, и это спасло меня от падения.

— Это удар ниже пояса.

— Подумай об этом.

Что бы от меня хотела Ханна? Хороший вопрос.

Впрочем, не сомневаюсь, она должна мне дать знак.

Уинтер и Пьер расположились на кожаном диване в квартире Уинтер. Они лежали валетом, соприкасаясь ногами, у обоих на коленях покоилось по поваренной книге.

Вдруг Уинтер сбросила толстую книгу с колен на пол.

— Как насчет холодного супа из авокадо на ланч? — спросила она. Был ленивый воскресный день августа, со свойственной этому времени безупречной погодой.

— С жирным молоком?

— И свежевыжатым соком лайма, — добавила Уинтер, — немного посолить и… О-ля-ля!

— Заманчиво звучит. Delicieux… Но… — Он вскинул брови. — Но суп может получиться слишком густой, если переложить авокадо.

— Это исправимо, — пообещала Уинтер, — у меня есть секретный ингредиент.

Зазвонил мобильный телефон в кармане Пьера. Он ответил, и Уинтер увидела, как, слушая, он хмурился, это означало плохие новости. Прослушав несколько минут, он встал с дивана, подошел к окну. Потом начал расхаживать по комнате кругами.

Уинтер села и вопросительно смотрела на него.

Дослушав до конца, он мрачно выругался и, захлопнув с силой крышку телефона, сунул его обратно в карман.

— Что случилось? — спросила она.

— Я работаю с группой imbeciles, идиотов! — выругался он. — И где они только набрали их? Я рассчитывал провести спокойно хоть один выходной, но не тут-то было… — Он метнулся на кухню. — Где моя книга? — послышался его требовательный голос. — Мопсаhier?

— Какая книга?

— Та, что у меня была только что. Моя книга.

Уинтер не считала себя обязанной следить за тем, куда он кидает свои вещи. Но поняла, что речь идет не о книге, а о его записной книжке, которую он всегда носил с собой.

— Пьер, послушай…

— Ты что, не понимаешь, что я тороплюсь?

Она глубоко вдохнула и закрыла глаза. Это был решающий момент. Она могла ответить резкостью, а могла сдержаться. Ей хотелось поставить его на место ответной грубостью, опыт подсказывал, что это только накалит ситуацию.

Она встала и пошла на кухню, где он расшвыривал вещи в поисках своей «книги».

— Я помогу, — предложила она.

— Ты спрятала ее?

Раньше она пришла бы в ярость от столь нелепого предположения. Но вместо этого засмеялась. Он повернулся и с подозрением уставился на нее.

— Ты это ищешь? — Она протянула ему записную книжку, которая лежала на столе на видном месте.

Он усмехнулся и протянул руку за книжкой, но она не отдавала, спрятав ее за спину.

— Тебе придется заплатить.

В его глазах появились веселые искорки, но он тут же снова он стал серьезным.

— Воскресенье окончательно испорчено.

— Будет и другое.

Он вдруг схватил ее в объятия:

— Спасибо.

— Благодари свекровь Аликс.

— Свекровь?

— Это не важно, забудь. — Она прижалась губами к его губам.

Он вскоре ушел, а она вновь прилегла на диван. Они встречались с Пьером уже шесть недель. На этот раз были осторожнее и не торопили события.

В первое время он вел себя настороженно, часто бывал резок, как будто стремился оборвать их отношения навсегда. Пока Уинтер не уговорила его попытаться проделать тот самый опыт, которому научила ее Аликс. И когда он вдруг увидел, как сам реагирует в критических ситуациях, у него открылись глаза. И вот теперь, спустя месяц, хотя еще и возникали проблемы и это требовало постоянного усилия с обеих сторон, прогресс все-таки был очевиден. И Уинтер чувствовала себя почти счастливой, выход из тупика был найден.