На основании поступивших жалоб прокурор Отдела по спецделам Леноблпрокуратуры 24 марта 1941 года проверил в порядке надзора данное архивно-следственное дело и нашёл следующее. Принимая во внимание то, что осуждённые в своих жалобах отказались от своих прежних показаний, проходившие по этому делу Арбейтер и Ямбург освобождены из-под стражи, а, кроме взаимных обличений, фактически единственным доказательством вины осуждённых являлись показания Эрентона от 9 апреля 1938 года, «прокурор признал необходимым направить дело на доследование» [А. 13]. Результаты дополнительного разбирательства нам не известны.

Из дальнейшей судьбы молодых страдальцев есть сведения о том, что через полтора десятка лет, 20 августа 1956 года, Тамберг и Дрикит были реабилитированы, а все грехи за это дело приписали Богданову, которого обвинили в необоснованно проведенном аресте и незаконном ведении следствия.

Более трагично сложилась судьба 14 эстонцев, из которых решением особой тройки от 7 октября 1938 года 13 человек были приговорены к высшей мере наказания, а один — к 10 годам ИТЛ. Все они обвинялись как «участники единой контрреволюционной националистической повстанческой группы, проводившей среди населения антисоветскую агитацию, восхвалявшую фашизм».

Признавший себя руководителем группы обвиняемый Андерсон на допросе 4 июля 1938 года, проводившемся помощником оперуполномоченного Лужского РО НКВД сержантом гб Горюновым и представителем местной прокуратуры оперсотрудником Алексеевым, показал, что он «служил в армии белых, в которую вошёл в июне 1919 года, оставив свой пост члена Красногорского волостного исполкома». После разгрома Белой армии осел в Лужском районе, где был завербован своим родственником Р.Р. Андерсоном, «нелегально переходившим из Эстонии для ведения шпионской деятельности в пользу разведки своей страны». После этого получил задание о создании контрреволюционной группы из местных эстонцев-националистов. Сам завербовал 6 человек, а они (особенно В.К. Тыч) завербовали ещё ряд единомышленников. Проводили антисоветскую агитацию, при войне Эстонии с СССР «намеревались выступить с оружием в руках против Советского Союза».

Через 20 лет при перепроверке архивно-следственного дела по жалобе Е.П. Турро, жены одного из расстрелянных, допрошенные свидетели показали, что «все осуждённые занимались сельским хозяйством, первыми вступили в колхоз, к работе относились добросовестно, никаких высказываний от них не слышали». Упоминавшийся в деле Р.Р. Андерсон «приходил из-за границы просто в гости». На этом основании постановление особой тройки было опротестовано [А. 13].

В связи с тем, что начальник Лужского райотделения Богданов почти полгода на службе отсутствовал по причине лечения ранения, следственные дела вёл его заместитель Варицев вместе с другими следователями. После возвращения в строй по окончании лечения Богданов стал помогать своим сотрудникам оформлять документы. Теперь это было не просто товарищеской помощью, но и необходимой тренировкой, поскольку для уверенного письма с одним правым глазом требовался определённый новый навык.

Ещё одно неприятное обстоятельство потянулось за отцом из этих трудных лет к будущим служебным разбирательствам. Поскольку начальник Лужского РО имел право подписи вместо отсутствовавшего начальника оперсектора в качестве исполняющего обязанности, то Богданов утверждал своей визой обвинительные заключения и другие документы, представлявшиеся из остальных 4 районов, входивших в Лужский оперсектор. И со временем отцу предъявили его подписи на документах Батецкого, Плюсского и других райотделений НКВД как участие в массовых репрессиях.

Подводя итог проводившимся в Лужском районе следственным делам, можно отметить, что в соответствии с поступавшими из Центра установками в те страшные годы по малейшему подозрению, доносам, оговорам пострадало много простых людей. Все они, как и исполнители воли партии на местах, сами не осознавая того, стали жертвами в том числе и «Операции прикрытия», нацеленной на создание в стране такой обстановки, при которой невозможной стала бы утечка любой информации о начинавшейся широкомасштабной подготовке всей страны к войне. Следует отметить, что в Лужском райотделении НКВД не практиковалось применение к арестованным физических мер воздействия, связанных с избиениями, пытками, хотя в соответствии с требованиями начальства стойки применялись. Прямо могу сказать, что как ни собирали компромат на моего отца, но подобных безобразий обнаружить не могли, поскольку Богданов в своей нелёгкой службе такого никогда не допускал.

Общее резюме по делам 1937–1938 годов можно подвести словами генерал-полковника С.С. Бельченко: «Да, тогда мы наколбасили» [Б].

Очевидно, что к исходу 1938 года все задачи великой чистки были решены, а потому было принято решение о прекращении репрессий. В упоминавшемся нами постановлении СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года говорилось, что «существовавшее в те годы (по настоянию партократии. — Ю.Б.) упрощенное ведение следствия и суда привело к недостаткам и извращениям в работе органов НКВД и прокуратуры. Отсутствовала надлежащая агентурно-оперативная работа, результаты следствия не подкреплялись показаниями свидетелей, вещественными доказательствами и актами экспертизы» (достаточно было только признания обвиняемым своей вины). Констатировалось, что «имели место подлоги, фальсификация следственных дел и арест невинных людей». В общем, виноваты во всём оказались работники НКВД, а безгрешные партийные деятели были вовсе не при чём.

От разрушительной работы теперь предлагалось перейти к общепринятой. Отныне органам внутренних дел запрещалось самим выдумывать «массовые операции по арестам и выселениям». Аресты разрешалось производить только «по постановлению суда или с санкции прокуратуры». Ликвидировались особые тройки, но Особое совещание при НКВД СССР сохранялось. В оперативных отделах создавались следственные части, которые в своей работе обязаны были соблюдать всеми позабытый Уголовно-процессуальный кодекс [Л.23].

За два прошедших года репрессий, когда перечисленные выше элементарные юридические нормы законодательно допускалось не соблюдать, было арестовано свыше 12,5 млн человек, из которых 681 692 человека расстреляны [Л.40]. Но, как говорят специалисты, поскольку пострадало менее 1 % населения, то эти репрессии (по сравнению с геноцидом Гражданской войны) нельзя даже назвать массовыми. Действительно, массовыми явились не сами аресты, а сопутствовавшие им всенародные мероприятия по поимке шпионов, или шпиономания, в моральном, материальном или житейском плане затронувшие практически каждого человека. Одним из главных достижений прошедшей волны репрессий оказалась новая обстановка, заставившая всех граждан страны Советов исключить из своего лексикона слово заграница и сформировавшая «в любом иностранце образ врага и шпиона», с которым надо вести себя настороженно, ни в коем случае не общаться, а тем более не сообщать какую бы то ни было информацию. Делиться со своими друзьями или знакомыми служебными вопросами также стало невозможно, ибо за такие разговоры на тебя кто-то просто обязан был донести. Говорить оставалось только о том, что написано в газетах, в разрешённых книгах и в «Кратком курсе» партии. В жестоко сформированных условиях Сталин отныне имел возможность проводить самые различные мероприятия по подготовке страны к войне без излишних опасений, что это станет известно за рубежами СССР.