Но проезд в Липню теперь, после отступления партизан, был свободен, и в последние дни Страстной недели народу в церковь съехалось множество.

Лена договорилась с Шеффером, и на Страстной почти не сходила с клироса, появляясь в Крайсландвирте только в перерывах между церковными службами. Маруся последовала ее примеру и заявила, что она тоже певчая, хотя «поповна» и дразнила ее, что она не отличает стихиры от стихаря.

И сегодня, на Пасхальной заутрене, собралась в церкви вся Липня: ходили крестным ходом, звонили в единственный дребезжащий колокол, святили вместо куличей бесформенные черные лепешки — и радовались, как будто неделю тому назад на улицах не рвались бомбы, не стрекотали пулеметы, как будто не кончались почти у всех запасы мерзлой картошки, как будто голод не хватал уже за горло жителей маленького городка.

— Христос воскресе!

Маруся расцеловалась с Леной, а потом повернулась к Николаю Сергеевичу.

— Христос воскресе, господин мэр!

— Христос воскресе! — ответил тот, слегка краснея.

— Полагается отвечать — воистину воскресе!.. Это даже я знаю!.. И три раза целоваться! А ваша поповна пусть смотрит и ревнует!..

— Разве я ревнивая? Уж в этом-то меня трудно обвинить… — рассмеялась Лена.

Маруся троекратно расцеловалась с Венецким, а затем опять обратилась к его жене:

— Не хотела говорить тебе по случаю праздника, да надо! Отругай хорошенько своего губернатора!

— За что?

— За скупердяйство!.. Ты из церкви не вылазила, так не знаешь, какой у нас с ним был бой!. Мы составили праздничные списки на муку, на творог, на головы с ногами — Шеффер все разрешил и подписал без единого слова, а твой Плюшкин не хотел давать дополнительную муку: говорит, склад разграбили, зерна нет, скоро совсем останемся без хлеба…

— Знаю, знаю!.. А потом он сам домой принес все припасы.

— Принести-то принес, а склад действительно почти пустой! — вздохнул бургомистр.

— Бог не выдаст — свинья не съест, а сегодня праздник! — отпарировала Маруся.

* * *

Через неделю, на Фоминой, в церкви было несколько свадеб, и к удивлению многих, первым стал под венец молодой бургомистр.

Маруся Макова была самой деятельной участницей этой свадьбы: она раздобыла для Лены кусок парашютного шелка, из которого при помощи Анны Григорьевны подруги соорудили подвенечное платье; она пела на клиросе и держала венец над головой Лены…

А под вечер, оставшись дома наедине с матерью, Маруся вдруг сказала:

— А, все-таки, я не понимаю, почему они именно теперь венчаться надумали — задним числом?

— Так был же пост — постом не полагается венчаться! — ответила Анна Григорьевна.

— А до поста? Ведь церковь у нас с самого Рождества открыта…

— А тогда партизаны помешали… Не до того было… Вся эта суматоха как раз на святках началась, а мямоед в этом году был совсем короткий…

На том и порешили…

* * *

Крайсландвирт вторично проводил в Липнинском районе перепись людей, скота, домов и посевов. Ноябрьские сведения устарели: партизанский фронт, который зимой прокатился по району, одни деревни смел начисто с лица земли, другие наполовину разрушил, третьи переселил.

А население этих деревень с цепкой живучестью, которой больше всех существ на земном шаре наделен именно человек — строилось, копалось, селилось в самых неожиданных местах, и наперекор войне и всем воюющим жило!

По некоторым деревням эту перепись сделали свои старосты и агрономы, как уцелевшие прежние, так и вновь назначенные, а в другие деревни Крайсландвирт послал специальных переписчиков.

* * *

— Поповна! Аленушка! Вот кстати пришла!.. Иди есть кригсблины!..

— Это еще что за «кригсблины»? — удивленно спросила Лена, переступая порог Маковского домика.

— Новейшее кулинарное изобретение!.. Пайковому регламенту не подлежит! Можно есть в неограниченном количестве!.. На!..

И Маруся протянула подруге пару жестких лепешек, черных с серым налетом, похожих на куски растоптанной резиновой подошвы.

— Ну, как?

— Ничего, вполне съедобно!.. Из чего это?

Маруся залилась смехом.

— Ну вот самый верный способ определить, кто как живет!.. Пузенчиха все ноет, что голодает, а как мама ее этими лепешками угостила — она зафыркала: это же нельзя есть, это гадость!.. А я одному немцу предложила попробовать, так он, бедный, из вежливости глотал, глотал, давился, давился — чуть глаза на лоб не вылезли, пока проглотил… А вот мадам бургомистриха уже одну одолела и за вторую принялась!..Кушай, светик, не стыдись!.. Еще дам!..

— Так они вкусные!

— Очень даже вкусные! Мы с мамой уже третью сковородку печем да уплетаем!.. Только для них одна приправа нужна!

— Какая приправа? Ты же мне дала без всякой приправы.

— А вот есть одна такая приправа, с которой все вкусно! — продолжала смеяться Маруся. — Может быть такое кушанье: с маслом — дрянь, с салом — дрянь, с сахаром — тоже дрянь!.. А вот если с голодком — за уши не оттянешь!..

Лена тоже рассмеялась.

— Видно, у Пузенчихи и у немца «голодка» не было, что они твои кригсблины забраковали… Но, все-таки, из чего они сделаны?

Маруся сделала серьезное лицо.

— Слушай рецепт! Внимательно! В Молоховце не найдешь!.. Прежде всего следует, — она начала говорить бесстрастным монотонным голосом, как будто читала поваренную книгу. — Взять ведро и лопату и идти на паханое поле, где грязь не ниже колена, покопаться часа три в этой грязи, вымазаться по уши и набрать полное с верхом ведро прошлогодней картошки…

— Прошлогодней картошки?

— Да, вот она!.. — Маруся показала несколько клубней серо-зеленого цвета с отставшей шелухой, таких, какие в мирные годы при посадке картошки нередко попадались в бороздах, и обычно с отвращением выбрасывались.

— Но ты слушай дальше рецепт: следует ободрать шкурку; середку положить в кастрюлю, промыть в двадцати водах и толочь; эта штука будет вонять, как ассенизационный обоз — надо, чем больше воняет, тем больше толочь, а когда вся вонь вытолчется — тесто готово! Можно лепить лепешки и на сковородку! Жира не требуют, подгорать не умеют!..

Неизвестно до сих пор, кто первый придумал печь лепешки из перезимовавшей картошки, многократно перемерзшей и истлевшей под снегом, но на поиски этих разноцветных кусочков грязного крахмала с отставшей тонкой шкуркой высыпал весь город и все окрестные деревни. Тысячи женщин и ребятишек копались в весенней грязи и с торжеством возвращались домой с полными ведрами. В трудную весну сорок второго года этой прошлогодней картошки оставалось в земле великое множество, и многих спасла она от голодной смерти.