Изменники родины - Лиля Энден

Этот роман был найден среди семейных архивов в нашем фамильном гнезде, находящимся за 101 км под Санкт-Петербургом. К тому времени все старшее поколение большой и необычной семьи, родившееся еще до большевистской революции, уже умерло.

Среди многих и многих интересных документов мы нашли школьные тетрадки с машинописным текстом. Имени автора на них не было. На семейном совете было решено, что текст этот может принадлежать только одному человеку — нашей двоюродной тетушке Елизавете Людвиговне Энден. Она умерла в Оренбурге в 1978 году, не оставив наследников.

Происходила Елизавета Людвиговна из немецкой, давно осевшей в России, семьи Елизаветы Форш и Людвига Эндена. Кроме нее, в семьи было еще три брата, один из них погиб в Гражданской, судьба второго неизвестна, а третий — Лев Энден, выпускник Пажеского корпуса и белый офицер, благополучно скончался в Париже 93-х лет отроду.

Лиля родилась в 1911 году, пережила революцию ребенком, и проблемы для нее начались только спустя годы. После убийства Кирова она была выслана из Ленинграда и оказалась волею судьбы на оккупированной территории. Работала переводчиком при оккупационных властях, с ними не ушла, была арестована, отсидела в лагерях за сотрудничество с немцами, после освобождения поселилась в Оренбурге, не имея другой возможности. Работала бухгалтером, иногда приезжала погостить к свой кузине в Ленинградскую область.

Так этот текст и оказался в нашем доме.

Сам роман написан теперь уже архаичным советским языком, но представляет несомненный интерес для любителей нашей непростой истории. Публикацией этого романа я исполняю свой долг перед многими, своими и чужими, многострадальными предками.

Во всей литературе, описывающей четыре многострадальных года Великой войны, есть множество рассказов о геройских подвигах. Герои этих подвигов — командиры и рядовые Красной армии, летчики, моряки, артиллеристы и простые пехотинцы.

Немало произведений посвящено также тем, кто переживал невзгоды войны в тылу, кто работал для фронта, не жалея сил и не считаясь с трудностями. Еще больше написано о тех людях, которые, находясь на оккупированной территории, сражались в партизанских отрядах, или были членами подпольных организаций…

Но нет среди литературных героев тех людей, кто находился в оккупации, но не принадлежал ни к подпольщикам, ни к партизанам, а просто жил, применяясь к новому порядку и не сопротивляясь ему.

Если где-нибудь на печатных страницах и встречаются подобные персонажи, они бывают обыкновенно безличным фоном, на котором развертываются действия героев.

Если же попадаются в литературе лица немецкой национальности — это, как правило, гестаповцы и эсэсовцы, и действуют они в ролях палачей, и нередко создается впечатление, что вся немецкая армия состояля из гестаповцев и эсэсовцев, хотя на самом деле их было во много раз меньше, чем обыкновенных солдат.

Если встречаются русские люди, занимавшие при оккупации должности старост, бургомистров, полицейских и т. д., то им обычно тоже приходится выступать в качестве злодеев, олицетворяющих все пороки рода человеческого.

Но абсолютные злодеи, как и абсолютно добродетельные люди, в природе встречаются очень редко.

Я буду писать не о героях без страха и упрека, и не о злодеях без проблеска совести, а о людях, обладающих и хорошими и дурными свойствами, которые в силу разных обстоятельств оказались сотрудниками оккупационной власти.

Очень возможно, что, если бы эти люди, заклейменные именем изменников родины, попали бы в другие условия, — они стали бы участниками героических событий, а некоторые другие, прославленные, как герои, — угодили бы в изменники.

Автор. 1968 г.

Меж полей и лесов раскинувшейся на четверть мира России, по широкой равнине протекает река, которую когда-то в далекие времена прозвали Ясной, вероятно, за чистые и прозрачные воды.

У истоков узкая и мелкая, Ясна, как большинство рек мира, собирает в себя множество речек и ручьев, с названиями и без названий, раздается вширь и вглубь и, выйдя в украинские степи, сливается с Днепром.

И могучему Днепру не приходится стыдиться такой сестры: по ширине и глубине она ему почти равна…

Но в верховьях будущую соперницу Днепра курица вброд перейдет, и даже трудно поверить, что здесь начинается большая река.

В том месте, где в Ясну впадает первый приток, где ее пересекает первая плотина, и вертятся жернова первой мельницы, где через нее перекинут первый мост, заслуживающий называтся мостом, а не мостиком, или кладкой, — в этом месте приютился маленький городок Липня.

История забыла, кто, когда и зачем основал его, но существует он давно. Стоит этот городок на плоском и неинтересном месте, от старины остался в нем один курган, служащий пастбищем для городских коз.

На запад от Липни темнеют леса Белоруссии, на север — тоже леса и болота, на восток — не так далеко, но и не очень близко до Москвы, а на юге в водах Ясны отражаются украинские хатки…

В 1812 году мимо Липни проходили войска Наполеона, но в самый город не зашли, и он остался цел и невредим.

Послереволюционные бури гражданской войны также обошли этот маленький городок стороной: власть в нем как-то почти безболезненно перешла в руки советов, белые не дошли до Липни верст двести, и даже бандиты, орудовавшие в смежных уездах, ни разу не удосужились заглянуть в Липню.

До революции Липня была уездным городом Днепровской губернии, а в советское время она стала носить звание районного центра.

К началу 1941-го года в этом районном центре было несколько промышленных предприятий, громко именующих себя «заводами»: льнозавод, кирпичный завод, спиртзавод, маслосырзавод и обозостроительный завод; на каждом из этих «заводов» работало от десяти до ста человек рабочих. Были еще две мельницы — паровая и водяная, пекарня, валеночная мастреская, МТС и электростанция. Кроме того, уже четыре года шло строительство льнокомбината — предприятия более крупного, чем вся вместе взятая промышленность города и всего района, но корпуса новостройки еще не были подведены под крышу.

Через Липню проходила полузаштатная железная дорога, по которой ходило всего два пассажирских поезда в сутки: почтовый и пригородный.

Был в городе сад, где росли вековые липы и березы, и летом по вечерам играла музыка и устраивались танцы; был дом культуры и кинотеатр; была столовая с громкой вывеской «ресторан»; было несколько магазинов, из которых один назывался «раймагом», другой «многолавкой», третий по фамилии давно исчезнувшего прежнего владельца — «Качаловским».