Никс откинулся на спинку сидения и опустил веки. Ему не было и пяти. Он играл на полу в детской, а няня вязала в уголке, перебрасываясь с горничной ничего не значащими фразами. Речь коснулась Польши. И бонна порассказала глупенькой девчонке, какие такие бывают галантные ляхи. Женщинам и в голову не пришло, что ребенок понимает больше, чем кажется.

«Что ты строишь, Ники?» — ласково спросила мисс Лайон, когда горничная удалилась.

«Дачу для тебя». — Великий князь нагораживал стулья и натягивал на них сверху покрывала.

«А зачем пушки?» — удивилась та, трогая носком туфельки игрушечную мортиру.

«Чтобы поляки тебя не украли».

Находясь в Варшаве, Николай всегда испытывал напряжение. Каким бы веселым и солнечным ни был город, как бы беспечны ни казались обитатели, он чувствовал угрозу, будто перед ним картонная декорация, за которой таится неизреченный ужас. Царевич бы никогда не согласился здесь жить. Ему претило притворство, а в Польше на каждом шагу приходилось улыбаться неприятным людям. Александр чувствовал себя как рыба в воде, его ремесло — обольщать и очаровывать. А Никс предпочитал честный поединок. Друг так друг. Враг так враг. Горько потерпеть поражение. Но уж если победа на его стороне, повинуйтесь. Ногу на грудь и — удар милосердия.

Шарлотта задремала. Она тоже не любила Варшаву. Здешние дамы находили ее некрасивой. Но хуже всего, что родные от чистого сердца подложили Никсу свинью. Принимали в Берлине как наследника престола. Это была тайна, обнародования которой император не хотел. А Шарлотта сболтнула брату Вилли. Пришел окрик из Петербурга. Николай сжался, пруссаки смешались, принцессе надрали уши. Бедняжка, она не хотела ничего дурного! Только немного покрасоваться мужем. Ну, кто скажет, что он не настоящий государь?

Теперь предстояло появиться в Варшаве, где берлинская бестактность уже известна. Карета остановилась. Местопребывание великокняжеской четы было назначено в Брюлевском дворце. В то время как сам Константин жил в Бельведере. Путешественников удивило, что встречать их выстроился весь варшавский гарнизон, а командовал лично цесаревич. Причем он отдал брату честь и отрапортовал, как старшему. Что повергло Николая в смущение. «Лучше бы нам дали спокойно войти в дом!» — подумала Александра.

Не тут-то было. Хозяин устроил целый парад. Николай обожал фрунт, но наблюдать со стороны не так интересно, как участвовать, тем более когда перед тобой опускает шпагу твой старший брат.

— Ваше высочество, — взмолился гость. — Вы ставите меня в неловкое положение.

— Ничего, ничего, — подмигнул тот. — Ты у нас теперь Царь Мирликийский.

С этими словами Константин повел гостя мимо строя, который приветствовал его громовым «ура», а на слова: «Здорово ребята!» — отвечал: «Здравия желаем, ваше императорское высочество, цесаревич Николай Павлович!» Великая княгиня видела, как мужу кровь бросилась в лицо. Он не был сдержанным человеком, и ей показалось, что скандал разразится тут же. Но нет, Никс взял себя в руки. С заметным трудом улыбнулся и… принял игру.

— Что же вы меня, братцы, так честите?! — обратился он к солдатам. — Вот у вас цесаревич. А я, хоть и брат царя, да такой же, как вы, служивый.

Его слова вызвали ухмылки.

— Здравия желаем, ваше императорское высочество, цесаревич Константин Павлович! — грянуло по строю.

— Вот это дело! — Николай отдал честь брату и пошел к ступеням дворца.

Когда супруги остались наедине в комнате, где могли раздеться, муж сказал:

— Держись, нам будет несладко.

Он оказался прав. Варшавское общество встречало гостя с обыкновенным очарованием и блеском, сквозь которые проглядывала отчужденность. Времена иллюзий миновали. Императора Александра все менее признавали своим монархом. Раз он нарушает конституцию, значит, теряет право на корону. Силлогизм безупречный, но ничем не подкрепленный. Разве что войсками Константина?

В ожидании счастливых дней польская знать демонстрировала холодность брату государя. Но в этом Николай и сам мог поспорить с целым городом. До его приезда варшавянам казалось, что они не любят Константина. Вскоре, однако, выяснилось, что по сравнению с младшим их урод — крикун и царское погоняло — просто ангел. В том-то и дело, что Николай не кричал. Мрачно поглядывал по сторонам и неодобрительно хмыкал.

Даже попытки расшевелить великого князя посредством обворожительных панн не имели успеха. Ему решительно нравилась своя жена. Последнюю атаку предприняла графиня Анна Потоцкая. Она несколько раз на балах оказывалась партнершей Николая, заговаривала с ним и с кокетливой небрежностью роняла взгляды, платки, веера и туманные обещания. Однако именно с ней у Никса вышел самый неприятный разговор. Выглянув в окно, гость спросил:

— Что за пьедестал строят на площади?

Графиня оживилась.

— Это я испросила у императора разрешение на возведение постамента. Здесь будет конная статуя Понятовского. Как наследница героя…

— Какого Понятовского? — перебил ее великий князь. — Последнего короля?

Он был несколько удивлен инициативой поляков. Конечно, старина Стась малый хоть куда, но при нем страну трижды делили.

Графиня вспыхнула.

— Как вы могли подумать? Я говорю о настоящем Понятовском. О маршале.

— Это который утонул во время поражения при Лейпциге? Бросился в Эльстер, не умея плавать?

Теперь удивление великого князя приняло оттенок враждебности. Он понимал, что хотят сказать поляки. Но не понимал, почему брат позволяет строить на городской площади фигуру наполеоновского вояки, грозящего жезлом на восток.

— Его величество изволил дать свое согласие и с сочувствием отозвался о благородных качествах героя, — щебетала графиня. — Открыта подписка, наша армия пожертвовала трехдневное жалование. Быть может, и ваше высочество покажет нам свое расположение…

— У меня в Петербурге есть яхта, — бросил Николай. — Спасательный круг прислать?

Такой грубости Потоцкая стерпеть не могла и поспешила прочь от царского брата.

— Вообрази, — с раздражением сказал Никс жене, когда после бала они остались одни. — Их армия получает жалование из нашей казны. Значит, деньги, на которые возводят памятник разорителю Смоленска, наши. Это непереносимо.

— Ты несправедлив, — великая княгиня жестом отослала камердинера и сама помогла мужу снять мундир. — Их наглость — лишь оборотная сторона попустительства, которое эти господа встречают со стороны твоих братьев. Ни в Пруссии, ни в Австрии поляки не пользуются такими свободами и живут спокойно. Здесь же Александр создал целое царство. Он хотел угрожать немецким соседям, мол, вот есть Польша, которая в любой момент станет независимой и потребует свои земли назад. И что же? Против кого повернуто оружие? Против вас самих.

— Против нас, — поправил ее Николай. — Твоей голове давно пора вернуться из Берлина в Петербург.